Лизакевич ответил новым поклоном. Теперь он не выглядел ехидным старикашкой, как вначале. Князь подумал, что если попросит, Лизакевич разъяснит основные положения договора. Иначе придется самому разбирать премудрости отношений с Англией.
Воронцов заметил тень недовольства на лице юного князя, улыбнулся и сказал:
– Но это не самое важное задание. Вы, голубчик, подали мне великолепную идею.
Кирилл Карлович от удивления вскинул брови. Семен Романович пояснил:
– Ваш рассказ о происшествии в «Королевской таверне». Вы так красочно все представили, что мне пришла в голову мысль: а не могли бы вы описать свое путешествие. Будет прекрасно, если вы приступите к этому немедленно, пока свежи впечатления.
– Описать мое путешествие? – переспросил юноша.
– Именно, – подтвердил Воронцов. – Пару лет назад мне присылали «Московский журнал». Издавать его взялся Николай Михайлович Карамзин.
– Мой батюшка выписывал этот журнал, – сказал Кирилл Карлович. – Я читал в нем «Письма русского путешественника»5.
Воронцов с восторгом воздел руки вверх и воскликнул:
– Вот именно! Вы уловили мою мысль. Я хочу, чтобы вы написали что-то вроде писем русского путешественника. Только попрошу вас, в отличие от Карамзина начинайте не с того, как выехали за ворота отчего дома. Начните с того, как сели на торговое судно в Гамбурге.
Князь Карачев застыл, не зная, как понимать слова Воронцова. Менее всего он ожидал, что министр поручит ему писать о путешествии. А Семен Романович продолжал давать напутствия.
– Не подумайте, что я вас как-то ограничиваю, – говорил он. – Можете писать и о том, как прощались с родителями, как ехали по русской земле, что чувствовали, зная, что нескоро увидите родных. Все это вы, конечно же, можете описать. Но мне сейчас нужно поскорей получить от вас описание вашей поездки непосредственно по Англии. И самое главное. Поскольку вы владеете английским свободно, так и пишите, прошу вас, на английском. Таким образом вы доставите меньше хлопот Назаревскому.
Кириллу Карловичу показалось, что он не то, что английскую, а и родную, русскую речь забыл. Настолько неожиданным было поручение министра.
– Ваше превосходительство, но я никогда прежде не писал подобных сочинений, – с трудом вымолвил князь Карачев.
– Тем более! – воскликнул Семен Романович. – Первая, наиглавнейшая наука дипломата – это умение дельно писать и говорить. Речь – вот наше главное оружие. Так что заодно и научитесь. Приступайте немедленно. Мне нужно, чтобы вы составили журнал вашего путешествия в кратчайшие сроки. Пишите обо всем, что видели по пути в Лондон. И про Лондон напишите.
– А вы сказали про Назаревского, – осторожно промолвил Кирилл Карлович.
Князь все еще не понимал, зачем нужны его сочинения и какие хлопоты они могут доставить Андрею Васильевичу.
– Если бы вы не знали английского, то я бы поручил Назаревскому перевод, – пояснил Воронцов и добавил: – Устанете возиться с бумагами, ступайте знакомиться с городом. Начните с музея Британской империи. Если не найдете компаньона, возьмите извозчика. Скажите ему: Монтегю-хаус в Блумсбери. Думаю, вы сумеете разобраться.
– Конечно, сумеет, – с улыбкой подхватил Лизакевич. – Если Михала Огиньского провез через всю Европу, музей Британской империи тем паче найдет!
Кирилл Карлович рассердился и решил, что не станет задавать Лизакевичу никаких вопросов. Да и квартиру сам себе подыскать сумеет.
А Воронцов выдал юноше новое распоряжение:
– Позовите ко мне Чернецкого. Отправлю его на Лестер-сквер. Он известен своим расположением к полякам. Пусть узнает, что у них произошло.