– Предатели! – кричали «Жуковцы», сжимая кулаки.

– Мясники! – орали «Тухачевцы», швыряя на пол портреты Георгия Константиновича.

Потом кто-то пустил в ход стул – дерево треснуло, как выстрел. И всё – понеслось. Костяки стульев, чернильницы, куски штукатурки – всё летело в противников.

– За Сталина! – рявкнул седой полковник-жуковец, разбивая бутылку о голову оппонента.

– За разум! – захрипел молодой капитан-тухачинец, вонзая перочинный нож в бедро нападавшего.

Кто-то выхватил наган – грохот выстрела на секунду оглушил зал, но это лишь подлило масла в огонь. Те, кто еще минуту назад были товарищами, теперь душили друг друга голыми руками, били головой об пол, вырывали зубами куски мяса. Кровь брызгала на портреты Ленина, на резолюции, на партбилеты, валяющиеся в грязи.

Только когда из-под пола полезли чекисты – черные шинели, автоматы, молчаливые удары прикладов – драка прекратилась.

– Разойтись, сволочи! – хрипло скомандовал начальник НКГБ, стреляя в потолок.

Но было поздно. На паркете, среди осколков мебели и клочьев волос, лежали трупы. Двести? Сто? Неважно.

– Контрреволюционная провокация, – бормотал кто-то. Но все знали – это был конец. Не Фронта – веры в него.

Вскоре, начались аресты и допросы зачинщиков драки в Совете. Допрашивали Жуков и Тухачевский, вдвоём, что было удивительно для «драчунов». Кабинет Жукова был затянут сизым дымом махорки. На столе – два пистолета, аккуратно разложенные перед арестованными.

– Вы думаете, мы с ним враги? – спросил Жуков, медленно обводя взглядом избитых «Жуковцев» и «Тухачевцев», привязанных одной верёвкой к разным стульям. Их лица были в крови, у одного скула распухла от удара прикладом, у другого – выбитые зубы.

– Вы ошибаетесь. Вы сами выдумали какую-то вражду между мной и Михаилом Николаевичем. – продолжил Георгий.

Тухачевский, стоявший у окна, вдруг резко повернулся.

– Вы – горючее для пожара, который сожжет нас всех! – его голос, обычно холодный, дрожал от ярости.

Он шагнул к арестованным, схватил одного за воротник – молодого майора, того самого, что кричал «Жуков – мясник!» – и притянул к себе.

– Кто вам сказал, что мы воюем друг с другом? Кто? – кричал Михаил.

Лейтенант молчал. Жуков улыбнулся, тяжело вздохнул, достал из стола бутылку спирта, налил два стакана.

– Пей, – бросил он Тухачевскому.

Тот взял, не дрогнув.

– За Фронт? – усмехнулся Жуков.

– За Фронт, – ответил Тухачевский.

Они, улыбаясь, выпили – и арестованные поняли, что, вероятно, вся эта «уличная» борьба между жителями Архангельска – пустышка.

Жуков подошел к карте, ткнул пальцем на Финляндию.

– Немцы – там. Голод – тут. А вы – дерётесь между собой, как стадо резаных баранов! – сказал он и резко развернулся, ударил кулаком по столу.

– А вы думаете, у нас есть время на склоки? Вы думаете, история нас простит? – продолжил Георгий, и в кабинете повисла тишина. Тухачевский вдруг рассмеялся – сухо, без радости.

– Вывести арестантов. – скомандовал Михаил. Чекист развязал арестованных партийцев и исполнил приказ Тухачевского.

– Дверь закрой ещё! – добавил Михаил, и чекист сделал то, что ему приказали.

– Они верят в то, что видят. А видят они… нас. – шёпотом сказал Тухачевский и махнул рукой в сторону зала, где еще дымились следы драки.

– Соперничество? Да. Но не война. Не сейчас. Мы с тобой соперники и враги, товарищ маршал, но мы не должны быть ими на людях, иначе Фронт пожрёт себя изнутри. – продолжил он.

Жуков ничего не ответил, только лишь нехотя согласился со словами Михаила Николаевича.

Чекист вошёл и кашлянул.

– Виноват, товарищи маршалы, а что с арестантами делать прикажете? – спросил он, кивнув в сторону арестованных.