Владимир Романов отшатнулся.
– Ты сошёл с ума… – тихо произнёс он.
– Нет. – Таборицкий встал, поправляя пистолет в кобуре. – Я просто прозрел.
– Завтра я уезжаю в Сыктывкар. – Таборицкий говорил спокойно, как будто уже обсуждал прогноз погоды. – Там ещё есть люди, которые помнят.
– Помнят что? И кто эти люди? – голос Владимира дрогнул.
– Что Россия не принадлежит ни вам, ни Вагнеру, ни даже самому Фюреру. – Таборицкий повернулся к двери. – Она принадлежит нам.
– Кому – нам?! – закричал Владимир.
– Такие фамилии как: Евтухович, Шабельский-Борк, Ларионов вам ни о чём не говорят? – спросил Таборицкий.
– Господи, да это же такие же наркоманы, как и ты… Зачем тебе вступать в «Общество Возвращения Российской Империи», если она уже возвращена? Оглянись вокруг. – пытался образумить его Царь.
– Я помогу Шабельскому-Борку создать эту партию, как он и хотел. И вы меня не остановите. Вы – самый настоящий самозванец! – крикнул Таборицкий.
– Вот как… тогда это я тебя высылаю в Республику Коми… А не «ты сам уезжаешь». Пошёл вон отсюда! Нацистом был, нацистом и остался! – не выдержал Владимир Кириллович.
Но дверь уже захлопнулась. А за окном дождь стучал всё сильнее, словно смеялся вместе с Таборицким. Вот, что значит стать настоящим «Безумным регентом».
Красная линия
Архангельск. Штаб Верховного командования Западнорусского Революционного фронта. 29 января 1962 года. 19:35 по местному времени.
Дым стоял в блиндаже густой пеленой – курили махорку, дешёвый табак, а кто-то и сушёные листья бог знает чего. На стене висел проржавевший щит с выцветшей надписью: «Вся власть Советам!», но власть уже давно была не у Советов, а у тех, кто сумел удержать в руках оружие.
За столом, заваленным потрёпанными картами и пустыми гильзами, сидели двое.
– Опять твои люди воровали пайки у 3-й роты, – Жуков бросил на стол потрёпанную записку.
Тухачевский даже не взглянул.
– Мои люди голодают так же, как и твои. – сказал он.
– Твои – дезертиры. Мои – солдаты. – сказал Жуков.
Тухачевский, наконец, поднял голову. Его лицо, когда-то аристократичное, теперь было изрезано шрамами и морщинами.
– Солдаты? Те, что сдались немцам под Псковом? – надменно сказал Тухачевский.
Георгий резко встал и парировал нападок Михаила:
– А твои «гениальные» танковые клинья под Москвой – это что? Победа?
Резко наступила тишина. Тухачевский ничего не ответил. За стеной слышался кашель часового – обычного парня из деревни, который вряд ли понимал, за что воюет.
Дождь хлестал по заледеневшим окнам здания бывшего обкома партии, превращённого в штаб-квартиру последнего оплота коммунистов. Внутри, в душном кабинете, затянутом сизым табачным дымом, сидел маршал Георгий Константинович Жуков, сжимая в руке рапорт о потерях на границе с Карельской республикой Онегой, с которой уже второй год шла, так называемая, «Революционная война».
– Опять отступили? – его голос, привыкший командовать дивизиями, звучал как удар наковальни.
Молодой офицер, стоявший по стойке «смирно», побледнел и нервно ответил:
– Товарищ маршал Советского Союза, без приказа товарища Тухачевского мы не могли…
– Без приказа?! – Жуков врезал кулаком в стол. – Так вот почему мы проиграли войну! Потому что ждали приказов, когда немцы уже в Кремле стояли! – кричал он.
Он резко встал, подошёл к карте, висевшей на стене. Красные флажки откатывались всё дальше на север. Западнорусский Революционный фронт – последний осколок СССР, уцелевший после разгрома в Западнорусской войне 1950-х. Но даже здесь, в этом ледяном аду, партия была расколота. Пока её генеральным секретарём был маршал Александр Егоров, однако, он был уже слишком стар для этой должности. Недавно ему исполнилось 78 лет. Вскоре, должны были пройти партийные выборы нового генерального секретаря. И общество Архангельска разделилось на две части: поддерживающие Жукова и поддерживающие Тухачевского. Жуков давно разочаровался во Фронте и всегда утверждал, что он отказался от рабочего класса, который, по его словам, он представляет. Его широкая политическая коалиция состоит из различных групп, таких как анти-Тухачевские милитаристы и левые популисты. Сторонники жёсткой линии фронта ставят под сомнение надежность и лояльность Жукова Фронту из-за его независимых позиций. Тухачевский же в большей степени был милитаристом, нежели Жуков, и считал, что Фронт должен сосредоточиться на своей армии и поддерживать авторитарное государство, чтобы победить немцев и воссоединить Россию.