– Где Бенкендорф? – прошипел Таборицкий, на мгновение, приподняв голову.

– У локомотива! – Энгельгардт указал вперёд, где из разбитого окна валил дым.

За дверью купе Владимира Кирилловича Романова слышались резкие команды:

– Заряжай!.. Пли!

Грохот выстрела – и очередной красноармеец за окном рухнул на насыпь. Царь, в расстёгнутом мундире, лично стрелял из охотничьего ружья, пока Головлёвский перезаряжал антикварные «Вальтеры» со времён Великой Отечественной Войны, которые партия везла с собой.

– Ваше Императорское Величество! – Таборицкий ввалился внутрь вместе с полковником Энгельгардтом, едва увернувшись от очереди. – Надо запускать паровоз! Тухачевский не станет долго возиться – подтянет артиллерию и разнесёт нас в щепки!

Связист Абдергальден бросил взгляд на разбитый телеграфный аппарат: связь с Самарой была мертва. Пули изрешетили переносную рацию, а через пару секунд его самого. Пули вонзились в артерии связиста и забрызгали Царя и его соратников. Энгельгардт взял «Вальтер» и выстрелил Абдергальдену в голову, чтобы тот не мучился в агонии. Они бы не смогли спасти его в такой ситуации.

– Бенкендорф уже у машиниста. Но котёл остыл… – Царь резко наклонился, спасаясь от новой пули, впившейся в стену.

– Тогда мы все умрём, как псы у чужого забора, ваше Императорское Величество. – скрипнул зубами Энгельгардт.

Бенкендорф, обмотав голову окровавленным шарфом, колотил прикладом по замку топки. Машинист лежал в углу с перерезанным горлом – партизаны успели пробраться в кабину.

– Чёрт! – Прибежавший Таборицкий рванул рычаг подачи пара. Металл скрипел, но не поддавался.

За окном, в предрассветной мгле, мелькали силуэты в будёновках. Кто-то кричал:

– Бей буржуев! За Ленина!

– Дайте мне три минуты, – прохрипел Энгельгардт, хватая лом. Он ударил по заслонке – и с треском открыл доступ к углю.

Котёл застонал, набирая давление. Бенкендорф, стиснув зубы, бросил в топку последние доски от ящиков.

– Поедем на мебели, господа! – воскликнул он.

Снаружи раздался ужасающий рёв:

– Бронепоезд! – выкрикнул Владимир Кириллович.

Из-за поворота, освещённый прожекторами, выползал стальной монстр с красной звездой на броне. Орудийный ствол медленно повернулся в их сторону. Всем стало ясно, что Красная Армия, то есть, «Сопротивление», их здесь ждала.

– Тронулись! – Таборицкий рванул регулятор.

Со скрежетом колёс состав дёрнулся вперёд, едва избежав первого артиллерийского снаряда, разнёсшего рельсы позади.

Владимир Кириллович, высунувшись из окна, стрелял по бегущим красноармейцам. Головлёвский тащил к двери ящики с гранатами и читал «Отче наш». Владимир Кириллович поддержал его и тоже начал молиться, параллельно отстреливаясь от солдат Красной Армии.

– Держитесь! – Энгельгардт влез на крышу, «поливая» из антикварного MP-40 группу кавалеристов, пытавшихся нагнать поезд.

Автомат 1945-го года уже довольно функционировал, поэтому, каждая очередь давалась полковнику с трудом. Чтобы облегчить тяготу он между делом вскрикивал что-то в роде: «Получайте, Красные суки!» или же «Боже, Царя храни!».

Таборицкий, стиснув штурвал, видел в темноте лишь две вещи: стрелку манометра, ползущую к красной черте, и лицо наркодилера из Берлина, мерещившееся в стекле.

– Ты уже мёртв, Сергей… Ты просто ещё не лёг в гроб… Царь Алексей жив…, – шептало отражение.

Бронепоезд дал второй артиллерийский залп. Снаряд угодил в хвостовой вагон, разорвав его в щепки. Несколько членов партии погибло на месте. Но оставшийся состав поезда уже нырнул в тоннель, оставляя за собой только дым и крики побеждённых красноармейцев. А бронепоезд был слишком велик для того, чтобы пройти в тоннель вслед за локомотивом.