Каждый мнился знакомым маршрутом. Один из членов партии даже вытащил план на старой карте, обозначив те участки, которые они уже знали как опасные, так как они охранялись коммунистами. Обсуждение затянулось – в воздухе витало чувство национального долга и неотложной необходимости, и каждый понимал, что возвращение – это не только смена флага, но и величественное возвращение к культурным истокам, к традициям, к самой душе России.

Когда вещи были собраны и целый мир, казалось, сжался до сумок и коробок, Таборицкий, Романов и их спутники, полные решимости и благородной усталости, в последний раз помолились перед долгой дорогой. В небесах, затянутых облаками, слабо пробивалось солнце – как последний прощальный взгляд покидающего места, которое когда-то было почти родным для партийцев, но теперь стало символом необходимости двигаться дальше.

В последний раз было спето традиционное «Боже, царя храни!» в штаб-квартире партии, и вот, с тяжелыми шагами, они вышли на улицы Берлина и пошли в сторону вокзала. Уверенность и объединенные устремления создавали своеобразный магнетизм, движущий вперед, вне зависимости от суровой реальности, ожидающей впереди. Их путь предстояло начинать с достоверной исторической платформы, где на каждом повороте на них ждали неизвестные препятствия, полные потерь и, возможно, новообретенного величия.

…

…

…

Берлин. Великий Германский Рейх. 22 марта 1960-го года, 23:00 по местному времени.

Вокзальная станция Фридрихштрассе была многолюдной. Поезд Берлин-Москау готовился к отправлению. Владимир Романов и его спутники в сумраке вокзала нашли нужную платформу.

Таборицкий, слегка суетясь, проверял свои бумаги.

– Ну что, готовы к поездке, господа? – спросил он, обращаясь к своим спутникам. Владимир Кириллович, довольно уверенным голосом, ответил:

– Постараемся выжать из этой поездки максимум. У нас есть дела, которые нельзя оставлять на потом.

Гордеев-Амурский, который обычно предпочитал молчать, неожиданно с кокетством добавил:

– А у меня есть особые планы на этот вечер. Подцеплю какую-нибудь красотку в вагоне-ресторане. Ехать ух как долго, я успею.

– Не забудь надеть каску на своего солдата, герр Амурский. – с сарказмом сказал Владимир Романов, ухмыляясь со слов офицера.

Господа подошли к контроллёру у дверей в поезд. Таборицкий предъявил свой паспорт гражданина Рейха и партийный билет НСДАП. Только он был членом партии Фюрера среди всех предъявляющих документы.

Сев в своё купе, Сергей расправил свою куртку и посмотрел в окно, наблюдая за провожающими. Поезд медленно тронулся, и он почувствовал легкую дрожь от движения. Не успел он устроиться, как в купе появился какой-то человек. Он выглядел странно, с поджарым телосложением и острыми чертами лица. Таборицкий насторожился и инстинктивно направил на него свой Вальтер.

– Что тебе нужно? Выглядишь, как «красный». – спросил он, чуть сжимая рукоять. На левой руке у человека виднелась татуировка красной звезды, которую он успел скрыть так, чтобы Сергей не успел запомнить.

Человек, не теряя спокойствия, ответил:

– По делу. Просто послушай. – сказал он и достал маленький пакетик и осторожно открыл его. Внутри был белый порошок.

– Попробуй. Тебе будет хорошо. Я знаю, что тебе пришлось пережить расстрел своей матери. Это утолит боль. – сказал он, наклоняясь чуть ближе к Сергею.

Таборицкий колебался, но что-то в голосе собеседника, легкая интрига и желание утолить боль давней потери матери, которая была на самом деле еврейкой, заставили его взять пакетик. После того как он попробовал, волнительно приятное ощущение мгновенно охватило его. Он почувствовал, как бурный поток энергии заполнил его тело. Он опустил свой пистолет.