– Помогите господам собрать коробки с сервисом, пожалуйста. – сказал Владимир Кириллович.

– Да, ваше императорское величество. – ответил Сергей.

– Серёж, я ведь ещё не правлю никем, давай, пока без этого. Если тебе так прям хочется уважить меня, то мне будет достаточно «Владимира Кирилловича». – великодушно сказал Романов.

– Хорошо, Владимир Кириллович, виноват. – сказал Таборицкий и начал помогать партийцам с вещами.

Предметы вокруг собирающихся прямо или косвенно, становились частью этой новой реальности, которая ждала Сергея и нового царя. Выстраивая свои вещи в аккуратные стопки, Таборицкий чувствовал, как каждая из них несет на себе отпечаток времени, каждого мгновения, проведенного в этом городе. Мундиры, портреты, старинные книги и даже личные письма – все обретало новую жизнь, как если бы они являлись частью вечного уравнения, в котором каждый член значил свою долю в общей делу. Владимиру III, облаченному в традиционное русское одеяние, было видно, что он страдает от разрыва с прошлым, но в его глазах блеск надежды оставался живым. Он казался полным решимости – буквально каждый шаг в его движениях напоминал о величии той России, которую они стремились вернуть.

Процесс сбора вещей протекал неторопливо, но напряженно. Таборицкий несколько раз ловил себя на том, что его мысли блуждают, переносясь в прошлое – визуализация победных парадов, улыбки людей, мирные дни, когда книги читались при свечах, а общение с умными собеседниками было привычным делом, а не с глупыми евреями. Он отвлекался от мыслей, когда к нему подошел один из соратников Владимира Кирилловича – задумчивый, с лёгкой бородкой и острым взглядом, офицер Дмитрий Гордеев-Амурский, который держал в руках горсть старинных монет, символизирующих утраченные богатства.

– Сергей, что-то мне подсказывает, что эта коллекция не нужна нам… Зачем ты кладешь эти монеты? – спросил Дмитрий.

– Мы должны брать с собой не только вещи, но и душу нашей утраченной страны. – решительно ответил Таборицкий, переглядываясь с остальными членами партии. В из глазах читалась бодрость и готовность к возвращению русского царства. Каждый из них чувствовал, что они несут ответственность не только за себя, но и за прошлое, которое они желали вернуть.

Сергей Таборицкий, которому недавно исполнилось 62 года, олицетворял собой образ человека, обремененного весом пережитых лет и испытаний. Его тело было худощавым и сухопарым, с вытянутыми скулами разумного, но изможденного мужчины. Глубокие морщины прорезали его лоб и щеки, придавая лицу выражение одновременно мудрое и настороженное, словно каждый штрих напоминал о бесчисленных трудностях, которые он пережил. Востроносый профиль, придающий ему некоторую харизматичность, завершают едва заметные губы, которые редко расползались в улыбке, а если и расползались, то в какой-то, прямо скажем, злой улыбке. Куда более привычным было усталое, даже суровое выражение – оно отражало не только понимание жестоких реалий жизни, но и его глубокую преданность своему делу и идеалам.

После сборов началось собрание, проясняющее общие цели экспедиции. Сначала выступил Владимир III, он вспоминал Западно-русскую войну, и как оставшиеся коммунисты попытались уничтожить всеми любимую Московию, но великий Фюрер смог спасти Москву и Петроград дабы дать России шанс вновь стать первопрестольной. Дальше дело перешло к обсуждению плана. Кто-то упоминал о необходимости остановиться в Самаре, где когда-то бурно разбирались судьбы страны. Самара должна была стать временным пристанищем, местом, где они могли бы сосредоточиться и подготовиться к следующему шагу. В Самаре они должны были встретиться с отрядом русских «СС» Гутрума Вагнера, чтобы продолжить путешествие в Вятку. Обсуждая маршрут, некоторые высказали идеи об альтернативах – как лучше добраться до пункта назначения.