– В общем-то да, но кое-что подозревал… – отозвался ротмистр. – Полгода назад, по приезде в Париж, один ваш человек уже объяснял мне, что кто-то порекомендовал меня для Русской миссии…
– …И этот человек объяснил вам, – прервал его Истомин, – что для решения в нужное время некоей проблемы нам понадобится надежный и опытный человек, которого, однако, нельзя было бы заподозрить в связях с русской разведкой во Франции. И время настало, Алексей Николаевич…
– Но этот человек не объяснил, кто именно указал на меня и с какой целью, – быстро возразил Листок.
Мсье Истомин внимательно посмотрел в глаза ротмистру:
– А сами вы этого не знаете?
Не отводя взгляда, Листок помотал головой.
– Вот как? – Истомин помолчал. – Впрочем, для нашего разговора это уже неважно… Мы достаточно хорошо изучили вас. И простите, как и было предписано, намеренно поспособствовали вашей отправке в Русский экспедиционный корпус. Вашему появлению во Франции необходима была надежная легенда. Именно потому мы и встречаемся с вами не в Русской миссии, а здесь, в «Веплере».
Листок хотел было возразить, что и здесь, в этой шумной таверне, могли быть глаза и уши недругов, но полковник, словно предвидя это, быстро добавил:
– Конечно, и здесь наверняка сидят агенты Второго бюро Сюрте Женераль, но это в конечном счете не шпионы Николаи[12], а какие-никакие союзники. И потом, это, вероятно, наша единственная встреча на публике…
Он замолчал, но, заговорив вновь, голос его больше походил уже на доверительный полушепот.
– Признаться, заполучив несколько месяцев назад вашу кандидатуру, мы еще не знали ни сути предстоящей миссии, ни как с наибольшей пользой использовать ваши возможности. Это время, не скрою, было использовано для большего изучения вашего потенциала. И теперь, когда мы знаем о вас почти все, когда после моей поездки в Петроград предельно определилось задание, в коем вы могли бы принести наибольшую пользу, пришло время раскрыть вам суть предлагаемой миссии…
Он замолчал, а помолчав, вновь испытующе посмотрел на ротмистра:
– Если, конечно, вы еще не знаете о ней…
Листок уже с раздражением заметил:
– Господин полковник! Вы как будто в чем-то меня подозреваете! Уже год, как вашего покорного слугу достают намеками об особой миссии, так уж будьте любезны – хотел бы наконец знать, чего вы все от меня хотите!
Взгляд Истомина, казалось, потеплел. Он отпил вина.
– Что ж, Алексей Николаевич, извольте… Дело непростое – деликатное, со многими неизвестными и, не скрою, опасное… Потому прежде должны знать: как только будете посвящены во все его детали, дороги назад не будет! Посему обязан спросить – готовы ли помочь нам?
Листок откинулся на спинку стула.
– Ваше право, господин полковник, посвящать или не посвящать меня неизвестно во что… Но если вы действительно хорошо меня изучили, то должны бы знать, что подобные сомнения могут быть для меня оскорбительными!
Граф улыбнулся:
– Что ж, другого не ожидал, Алексей Николаевич… Но с этой минуты, все, что услышите, должно умереть вместе с вами!
Он вновь пригубил бокал вина.
– Сначала об одной истории. А история такова… Совсем недавно, в конце октября сего года, высочайшим повелением я был назначен руководителем Русской миссии во Франции. Перед отъездом в Париж государь принял меня в Ставке, в Могилеве. Разговор состоялся при закрытых дверях, с глазу на глаз, в его рабочем кабинете…
Внутри Листка екнуло – кажется, судьба вновь пересекалась с судьбой самодержца. Невольно придвинулся ближе, дабы в кабацком шуме не пропустить ни единого слова полковника.
– …Беседа длилась около сорока минут, – продолжал Истомин. – Его величество интересовало мое мнение о союзниках и противниках России. Однако в конце беседы император задал вопрос, глубоко ранивший мое сердце: он спросил, что я думаю о слухах, имеющих хождение в печати Парижа и Лондона, согласно которым и он, и императрица Александра Федоровна – немка по происхождению – желают заключить сепаратный мир с Германией.