Листок проводил его изумленным взглядом. «Как прощелыга догадался про “высокоблагородие”? – промелькнуло в голове. – Оно – “благородие”, – что же, написано на моей морде? Или эта скотина так шутит?»
Он опустил глаза на все еще раскрытую крышку часов, на которой – о, ужас! – красовался императорский вензель. «Боже! Я осел! Сам себя выдал! И это перед самой встречей с секретным мсье! Уж не агент ли Второго бюро[9] этот пройдоха?
Часы показывали две минуты девятого. Листок захлопнул крышку и, приподняв голову над бархатной перегородкой, с тревогой оглядел зал.
«Однако пора бы тому явиться… Только кто он, этот загадочный “мистер Икс”?»
Неожиданно из-за колонн вновь выскочил его русский «паршивец» и, лавируя меж перегородок, понес над головами посетителей поднос с единственным бокалом красного вина. Взгляд ротмистра отчего-то привлекла именно эта прозрачная посудина на высокой ножке. Она парила, точно крохотная балерина, то опасно взлетая над плешью какого-нибудь мсье справа, то круто падая вниз, а то плавно облетая роскошную шляпку ничего не ведавшей мадемуазель слева. Казалось, вот сейчас, через мгновение, неизбежно повинуясь законам физики, соскользнет она с подноса на чью-нибудь обреченную голову, но нет же! Словно приклеенная, она ни на йоту не сдвигалась со своего плоского постамента, и только рубиново-красная жидкость в ней, точно платьице, взвивалась то на один край стекла, то на другой, не теряя тем не менее ни одной капли пьянительной влаги…
Но вот бокал опустился на белую салфетку, взмахом руки разложенную гарсоном перед Листком, и «циркач», только что свершивший свое чудное представление, с торжествующей улыбкой слегка поклонился:
– Vorte Bordeaux, Monsieur![10]
И вдруг, склонившись, по-русски прошептал:
– Мсье Истомин уже в гардеробной…
Листка словно пригвоздили к стулу. Он изумленно взметнул глаза на гарсона, но тот быстро выпрямился и, ловко повернувшись, тут же поплыл своей играющей походкой по лабиринту перегородок.
Листку оставалось только, вытянув шею, проводить его взглядом. «Кто же ты, сукин сын? Русский агент или дешевый провокатор? – вновь промелькнуло в голове. – Если последнее, то кто тогда мсье Истомин? Из той же породы?»
Он поморщился, как от дурной пилюли: «Брр… Этого не может быть! О встрече было объявлено Иваницким – не подозревать же, в конце концов, и его, “Взвейтесь, соколы, орлами!”. И как в противном случае быть с распоряжением Палицына о моем откомандировании в распоряжение Русской миссии?»
Мысли прервала сценка, неожиданно выхваченная им у дальней колонны. Навстречу уже поворачивающему в соседний зал гарсону неожиданно вышел широкоплечий, с короткими усиками мужчина в изящном, сразу бросающемся в глаза костюме. И как незамедлительно отметил глаз – ростом он был вровень с парнем-гарсоном, а значит, несколько выше его, Листка, – ростом не выше среднего. И хотя ротмистр во все глаза смотрел на вошедшего щеголя, он и потом не смог бы сказать, общался ли тот с гарсоном – казалось, он даже не заметил его.
Однако то, что общение все же имело место, выдал короткий кивок парня в конец зала. В тот же момент голова незнакомца повернулась в указанную сторону, и Листка, точно молнией, пронзил острый, внимательный взор черных глаз, от которого что-то екнуло внутри Алексея Николаевича. И как это уже не раз бывало, по телу пробежал холодок неясного предчувствия: через минуту, уж в который раз за последние годы, судьба его резко изменится – теперь непредсказуемо и бесповоротно…
2
Накануне.
10 октября 1915 года. Тифлис.
Возвращение
«Приказ Армии и Флоту.