«…Летом 1915 года стали выявляться симптомы массового гипноза, постепенно овладевавшего людьми; из штабов фронта стали исходить пускавшиеся какими-то безответственными анонимными личностями слухи о том, что императрица служит главной причиной всех наших неурядиц, что ей, как урожденной немецкой принцессе, ближе интересы Германии, чем России, и что она искренне радуется всякому успеху германского оружия.

Вырабатывалось даже несколько планов спасения Родины: одни видели исход в заточении государыни в монастырь и аресте Распутина, якобы занимающегося шпионажем в пользу Германии; другие считали необходимым выслать государыню за границу. Амбициозные политиканы искали для совершения переворота подходящих начальников отдельных частей; не обходилось дело и без титулованных приверженцев революции, имевших непосредственные сношения с замышлявшими дворцовый переворот…

…В Москве под председательством князя Г.Е. Львова «земгор» (земский городской союз) начал свои крамольные тайные совещания на предмет спасения Родины путем переворота. На них поднимался вопрос о высылке государя с семьей за границу, выработке нового строя государственного управления и венчании на царство Николая III[16], в то время популярного Верховного главнокомандующего…»[17]

Как ни странно, переход границы через Аннемас затруднений не вызвал – ни с французской стороны, ни со швейцарской. Только обычные формальности – паспортный контроль да небрежный досмотр багажа.

Для ротмистра стало открытием, что французский Аннемас, по сути, представлял собой пригород швейцарской Женевы. Он без труда добрался до железнодорожного вокзала «Корнавен» и уже через два часа выехал поездом в Цюрих.

Вопреки напряжению, которое не покидало Листка с момента пересечения границы, в полупустом купе он не сводил глаз c вагонного окна. За стеклом, испещренным мелким инеем, сменяли друг друга высокие холмы с заснеженными лугами, темные зеркала округлых озер, длинные туннели и высокие мосты над узкими ущельями, аккуратные, с цветными крышами домики… Он смотрел на пробегающие мимо незнакомые пейзажи и думал. Ведь как неожиданно и каким странным образом судьба привела его на французский фронт, затем в Париж – мечту каждого русского, – теперь вот сюда, в Швейцарию, в диковинный край сытого благополучия и делового порядка! Что ждет его здесь, к каким испытаниям мчит его этот уютный швейцарский поезд, к каким опасностям?

Не меньшее восхищение вызвал и Цюрих. Большой и совершенно нерусский… Казалось бы, те же дома, те же люди, ан нет же – нечто другое, не наше! Улицы нарядные, уютные, до приторности чистые и украшенные всюду рождественскими елками и бутафорскими коровами. Разноцветные здания тянутся по сторонам сплошной стеной и пестреют отчего-то всевозможными флагами – кантонов и бог знает чего еще, – что в России, пожалуй, возможно лишь по причине приезда какой-либо августейшей особы… А цюрихцы! От одного только внешнего вида этих «шпрехающих» швейцарцев исходил необъяснимый шарм достатка и размеренности. И все же… не было в них ни грамма широты и беспечности славянской души, а за подчеркнутой вежливостью сквозят бюргерский холодок и какая-то скрытая надменность людей, знающих, в отличие от тебя, истинную цену жизни…

Гостиницу «Eden au Lac» Листок нашел рядом с историческим центром Цюриха. Это было роскошное пятиэтажное здание в стиле «необарокко», реконструированное – как следовало из рекламного проспекта – всего семь лет назад, в 1909 году. Его парадный фасад выходил прямо на набережную живописного Цюрихского озера с несколькими рядами припорошенных снегом пирсов. Из окон его номера, что располагался на четвертом этаже гостиницы, пирсы казались гигантскими зубьями, вонзающимися в иссиня-черное тело все еще не скованного льдом водоема, а над всем этим, отражаясь в водной глади, нависали заснеженной тенью покатые вершины высоких холмов.