Вся махинация начиналась обычно часа в три-четыре пополудни. К этому времени неутомимые охотники за зельем получали своё, быстренько употребляли его в ближайших подъездах, и в некоторых из них просыпались дремлющие охотники. Андрюха с Маратом в это время топтались недалеко от магазина и невинно отрабатывали с Шариком нехитрые, но эффектные команды. Вскоре возле них возникал радостный и немного хмельной мужик, и начинались расспросы. Что за собака, чего она ещё умеет? Андрюха вежливо отвечал, а Шарик горделиво ходил рядом и поглядывал умными глазами.

Затем начинался торг. В результате этого торга деньги от потенциального (а может и настоящего?) охотника переходили в Андрюхин карман, а счастливый обладатель только что приобретённой охотничьей собаки редкой породы уводил Шарика на великодушно подаренном ему мохеровом шарфе Марата в качестве бонуса и поводка для этой самой собаки.

Проворачивали они это три раза за зиму. Шарик всегда возвращался назад. Иногда через три дня, иногда через пять, но возвращался обязательно.

В итоге данной операции были получены целых сорок четыре рубля и безвозвратно утрачены три мохеровых шарфа. Вполне приемлемый результат. Больше Шарика решили не продавать. Жалко такую умную и верную собаку. Да и место у Подкидыша стало засвеченное. Могли запросто и поколотить.

Были у Шарика и другие таланты. Например, на скучнейших уроках литературы у Нины Ивановны в солнечные дни мая, когда воздух насыщен ожиданием лета и просыпающейся живностью, а учиться совсем не хочется, окна в нашем классе частенько были распахнуты настежь. Шарик постоянно крутился под окнами, нетерпеливо поджидая нас. Тогда Андрюха, сидящий всегда строго на задней парте, тихонько дважды дул в принесенный с собой охотничий свисток. И Шарик начинал выть. Громко, протяжно и с выражением, напрочь срывая урок и наполняя нас безотчётно мстительным счастьем. Его вой был для нас олицетворением свободы и мятежного духа…

Всё это было много лет назад. Шарик уже давно не подкидыш. Он убежал небесными тропами и бегает теперь там со своей верной стаей. Обрёл новый уютный двор и наверняка простил и подружился со своей мамой – легкомысленной и ветреной собакой странной породы лабрадор.

Сакральное место для обретения в пылу борьбы мимолетного счастья, то есть уродливый винно-водочный магазин, давно снесли, понаставив вместо него на каждом шагу безликие алкогольные магазины и тем самым сделав некогда волнующий процесс его приобретения доступным и оттого скучным и зачастую бессмысленным делом.

А мы? Перестали ли мы жить подкидышами, обретя наконец-то и смысл своего существования, и близких по духу людей рядом? Это уж у кого как…

У Сашкиного отца настоящая концертная семиструнная гитара. У неё всего на одну струну больше, чем у классической дворовой шестиструнки, на которой пацаны во дворе целыми днями разучивают простые и душевные песни в три аккорда. Но настоящие профессионалы именно на семиструнной гитаре способны спеть без слов, одними умелыми пальцами, о крутых поворотах людских судеб и о великой глубине человеческих чувств.

Сашкин отец такие мелодии извлекать умел. Делал он это с тихим достоинством и плохо скрываемым удовольствием. Семиструнка в его крупных руках с длинными пальцами казалась юной и хрупкой танцовщицей, которая оказалась в объятиях опытного и уверенного партнёра по танго. Она отдавалась ему со всей своей внутренней страстью, оставляя слушателям лишь увлечённо внимать их совершенному дуэту.

Своим внешним обликом Егор Иванович на музыканта не походил вовсе. Маленького роста кряжистый блондин с широким лицом и повадками дворового хулигана, он перебрался из Заинска в молодой Нижнекамск и работал слесарем на строящемся объединении. Там же в 1961 году познакомился со своей будущей женой и Сашкиной матерью Натальей Семёновной. Думаю, гитара сыграла в их знакомстве не последнюю роль.