Весенний ночной город плыл за грязным стеклом такси, расплываясь в дождевых каплях и алкогольной дымке. Фонари тянулись бесконечной желтой лентой, отражаясь в лужах, которые вспыхивали и гасли под колесами. Где-то еще теплилась жизнь – ночные бары, заправки, редкие прохожие, сгорбленные под зонтами. Но все это казалось Эми плохой декорацией к какому-то дешевому спектаклю.

Она прижала горячий лоб к холодному стеклу. Город мелькал за окном, как плохо смонтированное кино – слишком яркое, слишком фальшивое. Алкоголь гулял по венам, но вместо желанного забытья перед глазами вставали раздражающие образы:

Его пальцы, сжимающие бокал с бессмысленной силой – будто хрупкое стекло было последним, что удерживало его от чего-то страшного.

Его смех – громкий, искусственный, как у плохого актера в третьесортной комедии.

И этот наглый взгляд, который лез куда не просили, словно он имел право разглядывать всех как товар на полке.

– Какой же он отвратительный, – выдохнула Эми, наблюдая, как ее дыхание затуманивает стекло.

Он вел себя как типичный урод из дешевого романа – самоуверенный, напыщенный, с этой дурацкой ухмылкой. Такие персонажи всегда вызывали у нее желание швырнуть книгу в стену. Но в жизни нельзя просто захлопнуть обложку и забыть.

Особенно бесило, как он смотрел на женщин – будто разглядывал меню в ресторане. Выбирал, оценивал, пробовал. И самое мерзкое, что они сами радостно шли на эту унизительную игру, как те глупые героини романов, которых она так презирала.

Но иногда, в редкие неуловимые моменты, когда он думал, что никто не видит, маска Адама Рейнольдса давала трещину. В его глазах появлялось что-то глубокое и темное – как черная вода в заброшенном колодце, холодная и бездонная. В эти мгновения его улыбка становилась слишком напряженной, а движения – резкими, почти нервными. Будто под этой показной уверенностью скрывалось что-то настоящее, страшное и живое, что он изо всех сил пытался удержать под контролем.

Эми уже ненавидела это в нем больше всего. Ненавидела, потому что не могла просто отмахнуться, как от очередного самовлюбленного идиота. Потому что в этих редких искренних моментах он становился… интересным. А интересное всегда опаснее, чем просто отвратительное.

Такси резко дернулось на светофоре, и Эми едва не ударилась головой о переднее сиденье. Водитель даже не извинился – наверное, привык к пьяным пассажирам в это время ночи.

Когда машина наконец остановилась у ее дома, Эми с облегчением вывалилась на тротуар. Старый кирпичный дом с облупившейся краской казался сейчас единственным нормальным местом в этом безумном мире. Она с трудом нашла ключи в переполненной сумке, проклиная момент, когда вообще согласилась пойти на эту дурацкую вечеринку.

Но даже захлопнув за собой дверь, она не смогла избавиться от чувства раздражения. Не потому что думала о нем – боже упаси. Адам Рейнольдс определенно был не тем, за кого себя выдавал. Такой простой, но в тоже время глаза выдают пустоту , что то глубокое и темное.

На одеяле рассыпались три книги, будто защитный барьер против мира: потрепанная "Джейн Эйр" книги купленные прошлым утром. Да, сейчас книга точно поможет отвлечься от этого громкого вечера ..

Эми потянулась к "Джейн Эйр", проводя пальцем по знакомым строчкам:

"Он сделал меня любящей его, даже не глядя на меня…"

Губы сами сложились в горькую усмешку. "Как удобно – любить вымышленных мужчин. Они не предают. Не смотрят на других. Не…"

Мысли прервал образ карих глаз, вспыхнувший в памяти. Эти глаза смотрели слишком оценивающе, слишком… профессионально, будто он видел в людях только ресурсы, которые можно использовать.