Растерянность, сомнения и накопленные эмоции скручиваются внутри меня, как плотный клубок. Нити этих чувств тянутся далеко, запутываясь между строк, проступающих в наших сообщениях. Я пишу ему простые вещи – аккуратные и несущие смысл только на поверхности. Но под этим прилизанным текстом бушует шторм. Мне хочется кричать, но я лишь шепчу в сообщениях, хотя за этим шёпотом – буря, которую «я прячу».

В каждом его слове сквозит холодное расстояние, и мне не хватает ни сил, ни смелости спросить: «Ты вообще скучаешь по мне? Ты думаешь обо мне так же часто, как я о тебе? Или твой голос стал заложником повседневного автоматизма?» Я боюсь ответа. Боюсь истинного ощущения, боязнью наполнены мои легкие. Потому что, если он не чувствует то же самое, тогда весь смысл нашего общения развеется, как дым.

Скрытая боль – это как яд, который растекается по венам нежно, но неотвратимо. Эти дни превращаются в мерный, мучительный процесс накопления этого яда. Я даже не знаю, когда он меня полностью окутал. На миг я подумала: может быть, я ошиблась где-то, может быть, я переоценила наши привязанности? Теперь в этих тёмных, давно замёрзших закоулках внутри меня поселилась тягостная пустота, которая разрастается как лужа, выходящая из берегов, уступая место отчаянию. Через все дни, через все переписки, эта безмолвная боль становится всё острее.

Внутри меня растёт тысяча «невысказанных слов». Они пытаются вырваться наружу, цепляются за концы пальцев, готовые превратиться в слова на экране, в бурю букв, сказанных в момент слабости. Но я «всё ещё уныло молчу». Я стараюсь выглядеть спокойной, уверенной, соглашаюсь с его деловыми, короткими сообщениями, но каждая фраза – это своёобразное молчание. Я принимаю его удовлетворённость этим минимализмом и отрываю у себя по кусочку собственной души, пытаясь сохранить дистанцию между моими бурными эмоциями и его спокойным равнодушием.

Та заветная дата его возвращения всё ближе. На «14 дней меньше», говорю я себе. Но легче почему-то не становится. Моя тоска – это стена, через которую не проходит свет; это мрак, который я даже не могу назвать по имени. Я боюсь задуматься о том, что может произойти, когда мы наконец встретимся. А вдруг всю ту близость, которой меня кормит моё воображение, я нарисовала сама? Вдруг его бесчувственные сообщения скрывают правду, которую я не готова принять?

За всем этим скрывается главный страх – страх того, что я одна в этих чувствах. Страх, что он уже не ощущает той пульсации, которая когда-то связывала нас. Он, возможно, просто соглашается с рутиной переписок, довольствуясь тем минимумом общения, который я жажду оживить. Но этот минимум ранит меня. Он становится отражением тех пустот, которые я не могу заполнить. Я продолжаю писать, как если бы каждая фраза была надеждой на его возвращение ко мне, к живому разговору, но в последние дни в этих сообщениях нет присутствия.

Моя боль – это язык, на котором я не умею говорить. Она стала немой, запертой в темнице моей груди. Я хотела бы кричать, сказать ему всё, что захлёстывает меня изнутри. Но мои губы остаются запертыми, а пальцы выводят ровные, сдержанные фразы в чате. Ему всё это, возможно, на самом деле совсем не видно. И в этом самая горькая правда.

Пока он далеко, я разрываюсь между желанием сказать ему всё и страхом потерять его окончательно. Я как будто на узком мосту между двумя обрывами – с одной стороны бездушное молчание, с другой – неприкрытая эмоциональность. Но любой неверный шаг – и я падаю в бездну. И как бы ни тянулись строки нашей переписки, это не ослабляет рвущую боль внутри меня.