– Вставай! Завтрак остынет! – стоял Антон Павлович у окна. – Я уже позавтракал.

– Хитрый вы, – одеваясь, с обидой в голосе выговаривала Роза. – Проводите меня, вернетесь и ляжете. Смотрите, я подкараулю.

– Что ты, милая, такое говоришь? – тяжело вздохнул Антон Павлович.

– Почему вы так вздыхаете?

– Потому что ты не веришь, что у меня дела, мне надо идти.

Роза одела рубашку, подарок Антона Павловича, и пошла на кухню; Антон Павлович следом. И опять на завтрак была яичница.

– Ешь скорее. Время…

Роза допила чай.

– Молодец, – стоял Антон Павлович в прихожей, уже в пальто.

– Я одеваюсь.

– Ну, всего хорошего тебе, – обнял Антон Павлович на прощание.

– И вам всего хорошего.

Роза осторожно открыла дверь, на цыпочках вышла на лестничную площадку, сошла вниз. Она тоже хотела бы жить одна, как Антон Павлович, и чтобы был любовник.

Роза быстро поднялась на пятый этаж, огляделась – на лестничной площадке никого, прошла к знакомой двери, позвонила, раз, другой… Больше трех раз она не звонила – уходила.

За дверью послышались неторопливые шаги. Роза облегченно вздохнула. Антон Павлович открыл дверь.

– Можно? – заглядывая в глаза, робко спросила Роза.

– Проходи.

– Я замерзла. Можно горячего чаю выпить?

– Конечно. Почему нельзя? Проходи.

– Антон Павлович, что-то случилось? – забеспокоилась Роза, снимая пуховик.

– С чего это ты взяла? – саркастически улыбаясь, спросил Антон Павлович.

– Бы чем-то расстроены. Я вижу. Голос какой-то не такой…

– Тебя увидел, разволновался.

– Классно! Вы не без чувства юмора.

Роза успокоилась, прошла на кухню, села за стол, сделала волосы на глаза, потом убрала назад.

– Моя бывшая воспитательница из детдома вчера сделала мне замечание, чтобы я волосы не зачесывала на глаза – не хорошо. Антон Павлович, у вас есть тушеная картошка?

– Есть.

Антон Павлович достал из холодильника картошку, поставил на газовую плиту разогревать. Роза была голодная, утром только чай выпила с хлебом, а уже вечер.

– Бы хорошо готовите картошку. Вам надо поваром работать.

– Спасибо за комплимент.

– Нет, вы сегодня какой-то не такой.

– Хуже? Лучше?

– …лучше, – смутилась Роза. – Какой-то крутой. Сейчас мы с Галькой еле убежали от Бараташвили. Шли по дороге. Бараташвили ехал на машине. Поравнявшись с нами, остановился, схватил меня за руку, чуть не втащил в машину, у Бараташвили такой большой живот… Он противный. Вы знаете Бараташвили?

– Нет.

– У меня сегодня день рождения. Правда, не получилось ничего… – грустно заметила Роза.

Антон Павлович вышел из кухни, вернулся с большой красивой коробкой конфет.

– Поздравляю, милая! Будь умницей. Дай я тебя поцелую.

– Вы с ума сошли! – была ошарашена Роза подарком. – Они, наверное, дорого стоят?

– Не дороже тебя, милая.

Роза встала, крепко обняла Антона Павловича, стоявшего у газовой плиты в неприкаянной позе, лизнула ушко.

– Подождите, сейчас… – скоро приду.

– Куда ты?

– Надо! Засекайте время. Сейчас приду. Не закрывайте дверь.

Роза вышла и, действительно, скоро вернулась. Она, не раздеваясь, прошла на кухню, достала из внутреннего кармана пуховика бутылку водки, поставила на стол.

– Нашла вот. Иду, смотрю – бутылка летит с третьего этажа. Взяла ее. Хорошо, хоть на голову не упала, – взахлеб рассказывала Роза.

Вся эта история с бутылкой была ею придумана: водка была спрятана ею в снег на день рождения. Со складчиной ничего не получилось. Пить одна Роза не хотела, да и не любила.

– …вы сами говорили, что водка лучше всякого вина.

Антон Павлович ничего не ответил, опять стал разогревать картошку. Роза сидела на кухне, курила, все смотрела на конфеты на столе. На коробке были красные розы, целый букет роз. Роза осторожно взяла коробку, близко поднесла к лицу.