Роза сошла на второй этаж, закурила. Из Галькиной квартиры доносилась музыка. Антон Павлович вышел.

– Роза, будет время – заходи.

– Спасибо вам, – вспомнила Роза, что ушла, не поблагодарив.

– Это тебе спасибо, – улыбнулся Антон Павлович.

Роза потушила сигарету, подошла к Галькиной квартире, прислушалась, позвонила: идти больше было некуда, были, правда, две подруги, тоже детдомовские, но это надо ехать. На улице было холодно. Пуховик совсем не грел.

– Кто там?! – истерично закричала Галька.

Роза, как ни старалась, никак не могла вспомнить, у кого в четверг была. 20-я квартира – это она помнила… Пить совсем было нельзя: память пропадала, голова отказывала работать. Дождавшись, когда в подъезде никого не будет, Роза быстро поднялась на пятый этаж, позвонила в 20-ю квартиру… Только на третий звонок дверь открылась.

– Можно? – потупив глаза, тихо спросила Роза.

– Конечно, проходи вон на кухню, – отступил Антон Павлович.

– Я на минуту, – обманывала Роза. Она хотела остаться на ночь. Галька в последнее время плохо принимала, была чем-то недовольна.

– Торопишься куда?

– Нет, – села Роза за стол.

– Есть будешь?

– А вы… как вас зовут?

– Забыла? Антон Павлович.

– Я, Антон Павлович, только чай попью. Замерзла.

– Яичницу сделать?

– Сделайте. Вы такой добрый. Ну… почему вы такой добрый? – плаксиво протянула Роза

– Смотри не сглазь, милая.

– …милая – вполголоса повторила Роза, ее никто еще так не называл. – Милая… у меня, Антон Павлович, послезавтра день рождения.

– Ешь, – поставил Антон Павлович сковородку с яичницей на стол. – Я пойду в комнату.

– Не уходите, посидите со мной. Ну, не уходите… Останьтесь, – жалобно тянула Роза.

– Ладно.

Роза встала, закрыла на всякий случай на кухне дверь, чтобы никто не пришел, не подслушал и села за стол.

– В среду, Антон Павлович, я опять ездила к матери. У нее новый мужчина. Какой-то седой… Я дебильная, а мать, оказывается, еще дебильнее меня. Замуж собралась в 50 лет. В квартире меня не прописывает. Мне бы расчесать ее. Волосы у нее взять. Я бы ее заколдовала. Я ведь, Антон Павлович, опять прославилась…

Роза положила на стол ложку, задумалась. Каким-то неживым, потусторонним был ее взгляд.

– Я, Антон Павлович, юная взломщица! У матери дверь сломала. Такое меня зло взяло, разбежалась и ногой вышибла дверь. И никто даже не вышел на шум, – собирала Роза со стола хлебные крошки в ладонь, – слизывала. – Мать вызвала милицию. Меня посадили в камеру, как рецидивистку. Через два часа выпустили. Я буду судиться. Так нечестно, – часто заморгала Роза глазами. – Пусть разменивает квартиру. Мне тоже надо где-то жить. Сегодня я была у юриста. Он за меня.

– Конечно, тебе надо где-то жить, – согласился Антон Павлович.

– Ешь.

Роза быстро расправилась с яичницей из двух яиц, выпила два стакана чая с хлебом с маслом.

– Слушай…

– Что? – забеспокоилась Роза.

– Какой я у тебя партнер по счету?

– Сорок пятый… – Роза не считала. Были и насильники, и – сама Роза хотела. Все было.

– Что ж… неплохо.

– Бы, Антон Павлович, не без чувства юмора. Да нет… У меня всего было трое, – поправилась Роза, поняв, что сказала глупость: про 45 партнеров

– Что-то не верится, – улыбнулся Антон Павлович.

– А вы крещеный?

– Крещеный.

– Я тоже крещеная.

Роза отрезала кусок черного хлеба, густо посолила его и стала есть.

– Бери белый хлеб. Он лучше.

– Я черный люблю. От него не толстеют.

– Мажь маслом.

– Антон Павлович, а вы верите в Бога? – чуть поддела Роза кончиком ножа масло, намазала на хлеб.

– Мажь больше.

– Мне хватит. Надо экономить.

– Конечно, что-то наверху есть. Мировое сознание. Пойду посмотрю газеты.