Антон Павлович вышел. Роза налила чай, съела хлеб с маслом, вымыла посуду, закурила, взяла пепельницу, прошла в комнату, закрыла за собой дверь. Антон Павлович сидел в кресле, читал, рядом – лежали газеты.

– Можно я возьму районку?

– Бери.

Роза читала все больше про криминал, происшествия. Криминала не было. Роза отложила газету, зашла за спинку кресла и чуть коснулась губами мочки уха Антона Павловича; лизнула.

– У-тю-тю-тю. Какие ушки вкусные. Так бы и съела.

Антон Павлович в изнеможении, постанывая от удовольствия, откинулся назад; пересел на диван.

– Иди сюда, моя дорогая, – жалобно протянул Антон Павлович.

Роза не заставила себя долго ждать, села рядом.

– Антон Павлович, пахнет, да? Это от сапог. Сапоги у меня не просыхают, – брезгливо морщась, объяснила Роза. – Я пойду приму душ. Можно? – никак Роза не могла отделаться от неприятного запаха сапог.

– Не можно, а нужно. Что ты спрашиваешь? Только быстро.

Роза набрала полную ванну воды, с полчаса лежала, потом стала мыться. Потом выстирала кофту, гетры, трусики, носки. Если бы можно было выстирать сапоги, она бы и их выстирала. Полодиннадцатого Роза закончила со стиркой. Антон Павлович лежал в кровати, отвернувшись к стене.

– Антон Павлович, вы спите? Повернитесь ко мне. Вы обиделись? Милый… – стояла Роза на коленях у кровати, целовала Антон Павловича руки.

– Не надо.

– Но ведь вы меня целуете, – обиделась Роза. – А мне нельзя?

Антон Павлович ничего не ответил. Роза села на пол, закурила, потом закрыла в комнате дверь, потушила свет, легла.

– Не надо. Не хорошо… Что вы, там все ищете? Проверяете?

Антон Павлович убрал руку, обмяк всем телом.

– Я уже все.

– Как все? Одна без партнера?

– Одна.

– Пошли тогда чай пить.

– Вставайте, – радостно отозвалась Роза. – Вставайте!

– Встаю. Одеваюсь, иду на кухню.

Роза голая стояла перед зеркалом в прихожей, причесывалась.

– Антон Павлович, почему вы меня стесняетесь? Я же вам не чужая. У вас есть что-нибудь одеть?.. Халат?..

– Что тебе одеть? Ну пошли, – Антон Павлович прошел в комнату, открыл платяной шкаф. – Рубашку тебе дать? Которая тут покороче. Вот синяя в полоску.

– Классно! Вы не без чувства юмора. Не жалко?

– Для тебя, дорогая, ничего не жалко.

– Вы такой добрый. Почему вы такой добрый?

– Дарю.

– Спасибо.

Роза одела рубашку, встала перед зеркалом в прихожей. Рубашка только-только закрывала низ живота. Это было не первая ее мужская рубашка; она переносила их много: была мания на мужской гардероб. Довольная, кокетливо поведя плечами, Роза прошла на кухню, села за стол, одернула низ рубашки. Антон Павлович налил чай, достал печенье.

– Ну кем вы работаете?

– Какая разница? – сел Антон Павлович за стол.

– Вы, наверное, в милиции работаете. Я бы тоже хотела в милиции работать. Носить наган. Хотите я у вас останусь жить? – предложила Роза и испугалась, что Антон Павлович скажет.

– Ешь давай. Уже первый час! – заторопился Антон Павлович.

– А вы что не едите?

– Я уже поел.

– Мало вы едите, не по-мужски.

– Я по ночам не ем.

– Интересный вы человек.

– Каждый человек по-своему интересен, – Антон Павлович встал и пошел в комнату.

Роза выпила чай, прибралась на кухне и прошла в комнату. Антон Павлович лежал, не спал. Роза тоже легла, повернулась спиной, это была ее любимая поза. Антон Павлович потянулся к «лимончикам», часто задышал…

Роза долго не могла уснуть: было боязно, кажется, сейчас откроется дверь и войдет мать с сожителем…

– Роза, вставай! Вставай! – голос Антон Павловича становился все требовательней и требовательней. – Вставай! Мне надо идти, у меня дела.

– Давайте еще полежим. Воскресенье.