Едва взглянув на них, вздрогнула, когда прочла в их глазах жажду крови и яростную похоть… они все чего-то с предвкушением ждали. Аднан связал мне руки веревкой за спиной и толкнул меня за затылок вперед, едва я попыталась встать. Мне вдруг стало страшно, что меня закидают камнями, хотя я не видела поблизости ни одного.

Услышала шепот Рифата:

– Очень долго. Мы с утра готовы к отъезду. Люди голодны и злы на тебя, брат. Мы задержались еще на сутки. Отдай ее им на растерзание и…

– Я не помню, чтоб назначал тебя моим советником. Принеси тавро для лошадей и раскали его на огне.

Я смотрела на столпившихся вокруг меня мужчин и дрожала от страха и от наступившего холода. Адское место – днем палит солнце, а ночью может появиться иней на деревьях. Я в преисподней, на самом дне мира. Здесь нет людей, только животные, которым плевать на себе подобных, и они выживают за счет друг друга. Меня охватывало панической тоской, словно предчувствием. Больше всего я боялась, что он послушает Рифата и отдаст меня толпе. Лучше смерть. Лучше пытки и мучения, чем быть отданной на расправу десяткам голодных дикарей, которые разорвут меня на части. Я никогда после этого не оправлюсь. Я перережу себе горло, если он так поступит со мной. И мне все еще не верилось, что я не в затяжном кошмаре… не верилось, что где-то есть такие варвары, которые могут унижать человека и бросать на колени, тем более женщину. Но этот мир и не был вовсе миром – это какая-то чудовищная изнанка цивилизации. Я закричала ему в лицо по-русски:

– Ты можешь сколько угодно ставить меня на колени, сколько угодно наказывать, но я никогда не стану твоей вещью, и если мне представится возможность, я убегу от тебя снова или всажу тебе нож в спину!

На его губах появилась ухмылка, которая совершенно не тронула глаза безумного цвета, ядовитого и насыщенного, смотревшие на меня все с той же яростью, как и там в пустыне. Я помнила, что он сказал о побеге. И мне становилось не по себе от мысли, что они могут, и правда, так поступить со мной. Смотрела на него и не верила всему, что происходит – ведь он такой красивый в бликах разведенного костра, как отлитая из бронзы статуя, и в то же время внутри этой красоты кишели черви, и тьма пустила свои корни. Я видела ее в этом взгляде – жажду чужой боли. Моей боли. И за то, что сбежала, и за каждое слово, что сказала ему сейчас, он заставит меня харкать кровью.

– Ты ошибаешься, Альшита, ты – моя вещь. И теперь об этом будет знать каждый, кто приблизится к тебе. Если вообще осмелится на это. Запомни – в этом мире никто и никого ничему не учит. Все познается болью или смертью. Каждая ошибка имеет последствия… Думай, прежде чем говорить и что-то делать. Иначе я тебя сломаю, и ты будешь подчиняться не разуму, а инстинктам…

Крикнул по-арабски:

– Держи ее, Рифат.

В ту же секунду в мои волосы впились чьи-то пальцы, и кто-то насильно наклонил мою голову назад. Я увидела, как один из шакалов ибн Кадира нагревает на огне железный штырь с какой-то печатью на конце. Ее лижут языки пламени, и она вся раскалилась добела. О нет, господи, нет. Они заклеймят меня? Как скот? Как… его лошадей?

– Не надо… пожалуйста. Не надо. Я же человек… как вы можете?

Ибн Кадир взял штырь из рук своего человека и приблизился ко мне.

– Не человек. Ты – моя собственность, до человека нужно дорасти. А отношение, как к человеку, заслужить. Каждый раз, когда я буду возвращать тебя обратно, на твоем теле будет выжжена первая буква моего имени. Как на моем скоте, оружии и одежде. Когда на тебе не останется живого места, я срежу старое клеймо и поставлю новое. Я везде тебя найду – здесь мое царство и мои владения.