–А-а-а! – дикий вопль заставил меня подскочить на месте. – Эдгар, помоги! – голос перешёл в хрипы.

Ковалёв вскочил, краска отлила от лица:

– Это Дарлин!

Мы оба кинулись к выходу, едва не столкнувшись в дверях. Ковалёв опередил меня, оттолкнул. В один прыжок оказался у проёма в женскую раздевалку, распахнул. И ринулся внутрь.

Заскочив за ним, я растерялся. Раздевалка была пуста. Никого.

– Дарлин! – закричал я.

– Ах ты, сука! – злой, но приглушённый голос полковника раздался откуда-то слева.

Бросился туда. И ноги ослабели, подкосились.

Душевая, несколько кабинок из дымчатого пластика с закрытыми дверцами. Влажно и сыро. А в самом углу, рядом со свисающей панелью, восседал мохнатый паук. Огромный, размером с хорошего кабана. Услышав шум, монстр живо развернулся ко мне. Вылетела липкая сетка. Но я успел отпрыгнуть. И едва не столкнулся с Ковалёвым.

Кинулся к кобуре с бластером. Зараза! Я же оставил его в раздевалке!

Тихий стон заставил машинально мотнуть головой.

С потолка свисал серо-седой плотный кокон, в котором билось тело, закрытое с головой. Дарлин извивалась, пытаясь выбраться, задыхалась, но лишь всё больше запутывалась.

А мохнатое чудище, резво переставляя конечности, так, что прогибался несчастный пластик, пробежало по потолку. Прыжок. Тварь оказалась прямо надо мной. Плевок. Липкая паутина накрыла с головой. Потащила вверх. А оттуда, с потолка, на меня смотрели два черных немигающих глаза монстра, и ротовое отверстие его раздвигалось в торжествующей улыбке.

Припекало. Голову жгло невыносимо, кожа на лице горела, будто я попал в печь крематория. Я бросил взгляд на небо, закрыв глаза светофильтром. Апельсек не поднялся в зенит. Откуда же такая жара? Может быть, жгла изнутри острая несправедливость, которая так внезапно разрушила мою жизнь?

Куда мне теперь идти? Всё наше имущество, дом, транспорт – всё конфисковали. Вывезли вплоть до старого потемневшего от времени серебряного кофейника бабушки и семян астролябий. Все счета заблокировали – отца, матери, мой. И наш общий семейный счет. В карманах гремела горсть серебряной мелочи. Но расплатиться этим я нигде не мог.

Особенно для полёта на этих прекрасных серебристых птичках с блестящими красными стрелами на фюзеляже, что бесшумно прибывали к остановкам – прозрачным павильонам, где на стенах вспыхивали и гасли многоцветные видеопанно. И люди скапливались под крышами, пока не прибывал очередной флаер.

Как я любил раньше летать на самых быстроходных флаерах! Тех, которые уносили в стратосферу, и потом плыли, как горные орлы, над планетой. Открывая из иллюминаторов ошеломляющий вид – высоченные горы, укрытые пухлыми снеговыми шапками, глубокие океаны, вся поверхность которых скрывала бирюзовая рябь. Огромные проплешины из красно-жёлтого песка на полюсах.

А вокруг простиралась бархатная бездна космоса, залитая равнодушным светом Апельсека и Окрольта.

Когда отец подарил мне спейсфайтер, я уже летал самостоятельно. Мощный движок моей «птички» давал невероятную свободу кружить по всей планетарной системе – облетать все двенадцать наших небесных тел: пять газовых гигантов, пять скалистых. И два планетоида, вся поверхность которых была изрыта астероидами, кометами. Они принимали главный удар.

Все наши родственники – дальние, близкие отвернулись от нас. Все знакомые и те, кто назывался нашими друзьями, исчезли, растворились в небытие. Я просматривал базу контактов – все заблокировано. Некоторые из них перед тем, как уничтожить связь со мной присылали злую оскорбительную фразу: «Ты и твой отец – подонки! Ваше место в Башне Смерти!» Я помнил, как отец помогал этим людям, пробивал сквозь бюрократические преграды их идеи, проекты, давал возможность раскрыть талант. Никогда я не замечал в нём зависти, злобы к тем, кто мог быть лучше него. Как они лебезили перед ним, как пресмыкались. Мерзавцы, подонки! А теперь они плевали в своего покровителя, изрыгали оскорбления и проклятья в адрес нашей семьи.