Хорошо, что приехал, думал он, вымывшись во дворе холодной водой из бачка, Михаил улёгся на старенькую сетчатую кровать, постелив добытую из шкафа выцветшую от времени простынь. Ничего… завтра баню проверит, может даже затопить удастся, доски от сарая всё равно надо сжечь.

Только вот нога болит, сил нет, и рука тоже, в боку саднит, отгоняя сон от усталого тела. Михаил приоткрыл глаза и увидел, что возле стоявшего у окна круглого стола сидит… бабушка Ефросинья.

– Ничего, внучек, ничего, – сказала она Михаилу, – Теперь ты дома, и всё пройдёт.

Михаил хотел было встать, но не смог – сон обнял крепко, всё тело стало вдруг лёгким, и ничего уже не болело… За печкой уютно поскрипывал сверчок, а ходики на стене стали отмерять время, словно кто-то подтянул висевшие на цепочке гирьки в виде еловых шишек.

Утром Михаил проснулся бодрым и отдохнувшим, чуть ныл затылок, но это может быть от неудобного сна – подушки он не нашёл. Солнце заливало дощатый пол, и Михаил решил, что сегодня окна помоет и приберёт во дворе, надо хотя бы траву выкосить. Но сначала нужно пойти на разведку – дойти до Семёныча, разузнать, есть ли здесь магазин и вообще, чем теперь Ворогуши живут. С электричеством что-то решить, и вообще готовиться к осени, а там уже и зима не за горами.

Из клети позади дома Михаил достал инструмент, хорошо, что уцелел. Коса, пара крепких топориков и массивный колун, ящик мелкого инструмента, всё, что нужно для хозяйства имеется, не пропадёт.

Когда он шёл по тропке к дому Никифора Семёновича, прозванного в Ворогушах по-простому Семёнычем, то вспоминал вчерашний вечер… Бабушка привиделась, это точно к добру! Вроде и рука сегодня меньше болит, да и душа… немного горечь отступила, хотя при воспоминании о Лене стало тоскливо и больно в груди.

В кармане зазвонил телефон, Михаил даже вздрогнул, таким странным и неуместным показался этот перезвон в таком месте – справа до самой реки простирался луг, а слева уже тянулись чьи-то деревянные, потемневшие от времени заборы. Звонил Саша.

– Ну что, как ты там, дружище? – Сашин голос был напряжён, Михаил сразу это почувствовал, – Не надумал в город, в цивилизацию возвращаться?

– Здорово, Санёк. Да нет, нормально всё у меня. Вот, иду к Семёнычу, поговорить. А ты как?

– Отцу хуже стало, на скорой увезли, – Сашин голос дрогнул, – Ты как там, справишься? Я не знаю, когда смогу к тебе выбраться.

– Сань, за меня не беспокойся, всё нормально. И если надо – звони, я сам к тебе приеду. И это… у меня деньги есть, я не тратил выплаты, если нужно на лечение…

– Спасибо, дружище. Только тут не помогут деньги. Чудо поможет, наверное… Ладно, я поехал на работу, если что – звони.

Семёныч сидел на покосившейся скамейке у своего забора и прищурившись глядел на человека, идущего к их дому. Вроде незнакомый кто… с города что ли понаехали опять в окрест лазить? Придумали будто какая-то тут аномальная зона в лесу у них имеется, вот теперь и шастают, кто ни попадя!

– Нет у нас тут никаких планетян, и тарелок ихних не летает! Никто не прилетает и круги на полях не стрижёт! Можешь не спрашивать, всё одно я про это ничего не слыхивал, сто лет тут живу!

– Семёныч, здравствуй! Старый ты боровик, живой ещё, курилка! – усмехнувшись, сказал Михаил, подходя ближе.

– Мишка! Ты что ли? От это сюприз! А говорили ты того… на Кавказе, – Дед поднялся со скамьи и обнял высокого и крепкого сложением гостя, – Да ты никак в отпуск наведался?

– Нет, дедусь, жить сюда перебрался. Списали меня по здоровью, вот я и решил сюда, на природу, на воздух. А бабушка Клава где?