– Не знаю, поверят или нет, с сомнением сказал Михаил, – Но времени придумывать нет, давайте пока так. Ты, Никита, сегодня же в больницу поезжай, звони отцу, пусть отвезёт или мне позвони, я на мотоцикле отвезу. Не шути с такой раной, понял?

– Да там царапины, не глубоко, я смотрел, пока на кочке сидел. Но в больницу поеду, пусть уколют, ты, Михаил, прав, – поспешно добавил Никита, – Отцу позвоню, не переживайте.

Бабка Прудникова запричитала, заохала, увидев внука в таком виде, Никитка бабушку успокаивал, да и вообще пришёл в себя, на лице его не было и следа пережитого потрясения, только вывихнутое плечо болело, и он то и дело морщился. Когда Михаил уже уходил со двора Прудниковых, навстречу ему попался Николай Игнатьевич, за ним шла строгая женщина в годах со старым, истёртым чемоданчиком в руке. Михаил поздоровался, кивнул пастуху и отправился домой.

Оказавшись в своём дворе, Михаил запер калитку и стал поверх штакетника вглядываться вдаль. Опушка леса была совсем темна, только по лугу, простёршемуся до самого дуба напротив Михаилова двора, ещё гуляли сиреневые августовские сумерки. Михаил стал тренировать новое своё умение «приближать» опушку, в надежде выяснить, вдруг ему ещё и в темноте дано видеть, наподобие как в прибор специальный. Но нет, чуда не произошло, черной стеной стоял лес, с реки потянуло сыростью, уже чувствовалось дыхание приближающейся осени.

Поёжившись, Михаил пошёл в дом, наверное, надо было печку днём затопить, просушить и прогреть дом. Ну да ладно, ему не впервой, приходилось и в менее комфортных условиях ночевать! А уж завтра протопит печку, благо дров запасено в новеньком сарае.

Сбросив с себя мокрую, испачканную болотной грязью одежду, Михаил стал лить на себя едва тёплую воду, баня-то вчера топлена. После такого, чуть тёплого «душа» Михаил выскочил на улицу исходя мурашками и кутаясь в полотенце, поднимался ветер, клоня высокие вершины елей в бору из стороны в сторону.

Одевшись в тёплую армейскую «нателку», Михаил поставил на плитку чайник и завернувшись в шерстяное одеяло уселся за стол. Перед ним лежала книга, та самая, в тиснёном кожаном переплёте, которую он достал сегодня из подвала. Масляная лампа давала мало света, Михаил зажёг ещё несколько свечей, и стал рассматривать ровные, написанные старинными буквами строчки.

– Ну что, как ты? – мягкий хлопок и контральто раздались одновременно, Михаил даже подпрыгнул от неожиданности.

– Тётушка! Ну нельзя же так человека пугать! Я чуть не окочурился! – Михаил сердито подтянул на себе одеяло, – И так натерпелся сегодня!

– Извини, не хотела тебя так напугать, – Аделаида изящным движением поправила серебристо-голубое платье, – А потом, Михаил, что за выражения? «Окочурился»!

– Пардон, тётушка, я от волнения. Я нашел то, о чём ты говорила, – Михаил указал на книгу, – Только там много всего, как найти, где про Каянов этих написано? Да и как это прочитать, я на старорусском, или как там его, не понимаю.

– На каком ещё старорусском? – спросила Аделаида, потягивая свою трубку, от которой в воздухе слышался аромат яблока и вишнёвой косточки.

– Да вот на этом! – Михаил открыл первую попавшуюся страницу книги и ткнул пальцем в строчки.

Тут на его удивление в глазах чуть замельтешило, и старинные малопонятные буквы и слова выстроились в обычные, стройные и знакомые Михаилу строки.

– Ну вот, а ты переживал, – сказала Аделаида, пуская тонкую струйку дыма в потолок, – Не думал же ты, что глаза Зверобоя только как подзорная труба работают?

В кухне загремел крышкой чайник, Михаил убрал пока книгу в сторону и накрыл стол к чаю. Стал рассказывать Аделаиде, что с ним сегодня приключилось.