– Михаил! Миша! Ох ты ж! – калитка хлопнула и во двор ввалился Николай Васильев, местный, ворогушинский пастух.
Крепкий телом старик, невысокий и коренастый, с белыми то ли от седины, то ли от солнца волосами, он уже больше десяти лет пас деревенское стадо, а до того работал в местном совхозе, пока тот жив был ещё. Каждый год по осени Васильев говорил деревенским, что этот год он в последний раз пастушить брался, тяжко уже ему и на будущий год пусть ищут кого помоложе.
А кого найдёшь, когда в деревне почти уж все такие и остались, молодёжь-то по городам разъехалась, на выходные к родителям и то не всегда приезжают. Потому по весне и шли местные на двор к Николаю Игнатьевичу целой делегацией, просить. Ну, вот теперь запыхавшийся и красный пастух стоял у Миши во дворе, часто и хрипло дыша.
– Идём скорее, – хрипел пастух, – Тут недалеко, за сухим ручьём, и дальше в лес! Ох ты! Только бы жив остался!
Михаил понял – речь идёт о чьей-то жизни, все расспросы надо отложить на потом. Скинул шлёпанцы и быстро обулся, кроссовки на крыльце стояли, на плечи накинул старую ветровку… почему-то подумал про верёвку. Схватил в сарае ту, которой берёзовые ветки на пасеке вязал, тут же на гвозде висели ножны от тесака, сам широкий нож был воткнут в чурбак рядом.
Оба выскочили за калитку, Михаил на ходу цеплял на ремень ножны и расспрашивал пастуха, что стряслось, и куда они собственно бегут.
– Ох, Миша, сердце у меня чичас выпрыгнет, – пастух остановился и оперся на свои колени, нагнувшись, – Помощника мне нонче дали, с ним стадо гоняем, Никитку Прудникова, он у бабки с дедом лето гостит, по осени ему в армию идтить, вот пока тут в деревне у нас обретается. Тот в подпасок согласился, чего не заработать-то, ходи айда, кнутом помахивай. Ну, ничего, парень не ленивый, и мне с им-то не скучно. Сегодня стадо обратно гнали раньше, думали, тут поближе у сухого ручья допасём, и пошли старой изложиной, за брошенной-то конюшней. И поди ж ты, до опушки не дошли, Никиткин крик только я и услыхал, стадо в ор, едва согнал на опушке, побежал Никиту искать, а того нет, как нет! Только полоса широкая в кусты ведёт, словно… волокли его по земле, трава вырвана, будто он за неё цеплялся! Миш… может я думаю, медведь это… озорует… али какой ещё… хищник…
Пастух стал совсем задыхаться от быстрого хода, держался за грудь и хрипел, а Михаил понимал – счёт идёт на минуты… если уже не поздно!
– Дед, ты отдышись тут, – сказал он Васильеву,– А я вперёд побегу, ты мне только укажи, куда!
– Эвон, ложка держись, там старая коновязь ещё цела, в аккурат от неё прямо в лес, по тропе… Я… чичас… Миша… отдышусь только!
Михаил перекинул поудобнее верёвку на плече и побежал туда, где виднелась старая коновязь с резными столбами. Он даже думать боялся, что может не успеть… и знал, кто утащил Никитку!
Глава 15.
То место, о котором сказал старый пастух, он нашёл быстро. Миновал опушку, где небольшое деревенское стадо толпилось без пастуха, животные жались друг к другу, испуганно озираясь и крича.
Михаил вошёл в лес, всё его тело напряглось, чувствуя опасность. Боли в ноге, ставшей уже привычной, он сейчас не ощущал, и к сумеркам, уже окутывающим лес, глаза его на удивление быстро приспособились.
Он видел всё. И примятую траву, пастух прав был – здесь кого-то тащили, и вырванные пучки травы, и едва заметные капельки крови, разбрызганные по осоке. Словно гончая он чуял след, только это был не запах, то, что Михаил улавливал в сгустившемся вечернем воздухе – это была опасность.
Он ступал осторожно и мягко, достав из ножен тесак, он пробирался через кусты, и вскоре понял, куда направляется. Эти места он знал хорошо, здесь он вырос, каждый овражек был им здесь исхожен, вместе с деревенскими товарищами.