— Глотай и слизывай.

В порыве липкого безумия я проглатываю солоноватую теплую сперму. После жадно собираю языком остатки семени с подрагивающей головки, а затем и с пальцев Адама в желании утолить чудовищный голод по ласке.

— Умница, — приподнимает мое лицо за подбородок. — Люблю старательных. а теперь можешь идти на кухню. Принеси мне воды.

7. Глава 7. Сэндвич

— И сэндвич сделай, — небрежно бросает мне в спину Адам.

Я знаю, куда идти, пусть особо не вижу в полумраке. Мой взгляд выхватывает лишь разрозненные предметы интерьера. Рога на стенах, ковры, горшок с фикусом… Да и не хочу я смотреть по сторонам. Я пребываю в замешательстве и гневе. Адам завел меня до помешательства, использовал, а после отправил на кухню, на которой я чуток прихожу в себя.

Просторная, из темного дерева с люстрой из оленьих рогов. Вот же варвар. Жалко оленей. Они этими рогами должны были восхищать самочек, но в лес пришел злой Адам. В одном из верхних ящиков нахожу стакан, а в холодильнике ветчину и булку хлеба.

Швыряю разделочную доску на стол, выхватываю нож из стойки и шумно выдыхаю. По внутренней стороне бедра бежит вязкая и горячая капля. Внутренности скрутило в узел и не отпускает. Дышать тяжело.

— Ты долго возишься, — шепот Адама обжигает ухо. — Или ты не умеешь делать сэндвичи?

У меня есть нож. Если быть внезапной и быстрой, то у меня есть шанс на спасение, но освободит ли оно меня? Адам аккуратно забирает нож, откладывает его в сторону, между моих ягодиц от ануса до ноющей промежности скользит теплая и подрагивающая в нетерпении головка.

— Не надо…

— Надо…

Решительный и уверенный толчок, который проникает в меня жаром и вспышкой боли. Я вскрикиваю, и Адам заключает меня в тиски объятий.

— Тише…

Он внутри. Так глубоко, будто упирается чуть ли не в пупок. Я открываю рот, захлебываясь в немых стонах. Я чувствую, как растягиваюсь, туго обхватывая основание члена Адама.

— Поздравляю, Эни, — влажно шепчет в ухо, — теперь ты женщина.

Пытаюсь встать на носочки, и Адам награждает меня глубокими и резким толчком, от которого проступают слезы на глазах. Распирает, растягивает и заполняет каждый миллиметр моего лона, что плавится и обволакивает его влажным и тесным коконом.

— Ты такая узенькая…

В глазах темнеет от его шепота, а боль врастает в черное вожделение. Новый рывок, и я сладко вскрикиваю под глухой рык Адама. Проводит языком по шее до мочки, и неумолимо вторгается в меня. Я не чувствую ни рук, ни ног, лишь жар между ног нарастает, выжигая боль зудом похоти.

Вгоняет член раскаленным поршнем. Каждый мой вдох и выдох сопровождается стоном и новыми слезами. Острая струна натягивается и рвется, разрезая внутренности спазмами, а они расцветают судорогами и криками. Последние резкие и короткие фрикции, и Адам вжимается в бедра, врастая в мои конвульсии пульсирующим огнем. Его рык обращается в гул, а поцелуи в ожоги.

Всхлипываю, когда Адам с глухим стоном выскальзывает из меня, и оседаю на пол к его ногам, пребывая где-то на грани реальности. Вытираю слезы дрожащей рукой и отползаю к холодильнику. Между ног тянет.

— Сэндвич, — Адам с хрустом разминает шею, подбрасывает нож в воздух и ловко его перехватывает за рукоять.

Наблюдаю за тем, как он режет хлеб, ветчину и меня окатывает дрожь ужаса. Моя первая близость случилась на кухне с мужчиной, о котором я ничего не знаю. Я не так хотела.

— А как ты хотела? — Адам невозмутимо раскладывает тонкие ломтики ветчины на хлеб.

— Точно не на кухне… — шепчу я.

— А где? — Кидает на меня беглый и любопытный взгляд. — Дай угадаю. На шелковых простынях и лепестках роз? И при свечах?