Пауэлл скучающе оглядывал зал для конференций, пока не дошел до моего лица. Темная бровь едва заметно дернулась. Я замерла, пойманная в капкан холодных голубых глаз. В течение нескольких долгих секунд он разглядывал мое лицо, но затем Ник что-то шепнул ему, и тогда Макс потерял ко мне всякий интерес.

— Давайте начнем, — раздался голос представителя команды, и на хоккеистов посыпались вопросы.

Во время конференции я избегала смотреть на него, почему-то Зверь вызывал в моей душе странное волнение.

Лишь раз мне удалось задать вопрос, ведь меня перебивали и игнорировали. Все дело в том, что в этом зале сидели одни мужчины. Было неприятно осознавать, что только меня здесь не считают журналистом.

Я помню истории Робин Херман[3] — журналистки «Таймс»[4]. Она активно боролась за права журналисток в «мужской» среде обитания. Во время работы ей пришлось столкнуться со многими неприятными вещами в мужских раздевалках. Ее выгоняли, оскорбляли и грубили ей. Хоккеисты могли посмеиваться над ней и ее коллегами женщинами, могли дурачиться: специально выходили из душевой обнаженными, провоцируя, и делали странные непонятные вещи. Например, когда игрок одного клуба в присутствии журналисток сорвал полотенце с сокомандника.

Враждебное отношение к журналисткам в хоккее сохранилось, поэтому представительницы прекрасного пола редко шли работать журналистами в мужской вид спорта.

Пресс-конференция была окончена, и я отправилась на поиски моего Майка, он хорошо сыгрался с командой и внес вклад в первую победу «Дьяволов» в этом сезоне.

Сама не заметила, как вышла к арене. С десяток персонала «Скалы» убирали трибуны после матча. Одинокие стаканчики и обертки из-под еды валялись между рядами. В самом низу я заметила чьи-то широкие плечи. Это был Макс. Он сидел в первом ряду и смотрел на лед. Через два сиденья от него на полу лежали сто долларов одной купюрой. Я тихо подняла их и подошла к Зверю.

— Думаю, мы должны познакомиться, — сказала я, возникая прямо перед ним и загораживая Пауэллу обзор на ледовую арену.

Он долго смотрел на пояс моих свободных джинсов и заправленную в них объемную футболку. Очень медленно, даже лениво, голубые глаза поднялись выше, сталкиваясь с моими зелеными.

— Лучше не думай, — сказал он.

— Что?

Зверь встал, возвышаясь надо мной, и сунул руки в карманы спортивных штанов.

Мне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть на него. Я невольно вжала шею в плечи от столь сильного давления, которое оказывали на меня его габариты.

— Я друзей не ищу, — холодно бросил он.

До меня донесся чистый запах его кожи и мужского свежего геля для душа. Вместе со страхом неизведанного во мне вспыхнуло что-то еще — что-то вроде интереса. Каково дружить с Максом Пауэллом? Всегда ли он засранец или только каждый день?

— Я и не стремлюсь стать твоим другом, но если я буду часто с вами работать, то нужно быть знакомыми, — поспешила ответить я.

В прошлый раз его глаза были замутнены алкоголем, теперь они были ясны, как солнечное утро после грозового дождя. Я вздрогнула, чувствуя мурашки на коже.

Это холод от арены так влияет на меня или его взгляд?

— Кому нужно?

— Ты издеваешься? — не понимала я.

Он дернул подбородком, что, как я полагаю, означало «нет».

Черт возьми! Я хотела настучать по его большой и самодовольной голове. Какой же тяжелый человек передо мной стоял! Я ему не свадьбу предлагала, а просто познакомиться, потому что я профессионал и хочу со всеми игроками и дирекцией клуба выстроить адекватные, строгие, но теплые профессиональные отношения!

Пересилив то, что ядовитыми потоками заструилось в моей груди, я вытянула руку вперед: