…Однажды он уже провожал Наташу домой. Правда, тогда было всё по-другому: толком даже не понимая, для чего это делает, Андрей просто пошёл следом за ней, стараясь держаться в тени деревьев. Он проводил её до подъезда (Наташа жила в большом доме Красного комсостава, расположенном на месте здания духовной семинарии на Коммунальной улице, пять лет как улице Максима Горького) и, стоя внизу, определил её этаж и расположение квартиры. Потом поднялся наверх и замер перед дверью.

Неведомое чувство разгоралось в душе. При мысли о том, что этой двери только что касалась Наташина рука, хотелось упасть на колени. Понимая, как нелепо должно это выглядеть со стороны, но всё же не в силах противиться, он опустился на колени и тихонько коснулся губами дверной ручки. «Только что, – думал Андрей, – Наташина рука прикасалась к этому металлу. Может быть, даже частички её кожи остались здесь…» Откуда ему было знать, что Наташина квартира располагалась напротив, а он целовал дверную ручку комполка9 Н.?..

Они прошли мимо разросшихся кустов сирени в сквере Второй городской больницы. Теперь кусты были усыпаны маленькими светло-зелёными листочками. Наташа свернула на улицу Максима Горького. Восторг разливался в душе Андрея. «Может быть, это и есть любовь?..» – размышлял он, удивляясь, как чудесным образом преображается мир, когда они вместе. Казалось, даже покосившиеся дома Троицкого предместья глядели на них тепло и доброжелательно.

Вышли на площадь Парижской Коммуны, которую родители Андрея продолжали по-старинке называть Троицкой. На фундаменте разрушенного Троицкого собора серой громадой нависало над площадью приземистое здание театра оперы и балета.

– Знаешь, – сказала Наташа, показывая на театр, – здесь работает моя мама. Она актриса.

Потом они простились. Девочка помахала рукой и ушла. Андрей немного постоял, глядя ей вслед, и отправился обратно. И тут, проходя Замковой горой, он вспомнил городскую легенду о потерянной улице, будто где-то в Замчище есть место, ступив на которое, следующий шаг сделаешь в ином мире. И теперь, оставляя в стороне те улочки, где он когда-то пытался найти вход в Прекрасную Страну, подумал, что ни за что не хотел бы уйти без Наташи.

Мальчик остановился, чтобы оглянуться на Наташин дом на другом берегу реки, и вдруг почувствовал толчок в плечо. Он обернулся: в пиджаке на голое тело и помятых брюках рядом с ним стоял сумасшедший старик.

– Курва, быдло, – визгливо проворчал старик, – таблетки выпил?.. Турецкий жид, армянский грек, сморщенный орех… Стоишь тут, на реку гоняешь… Что смотришь, дай мне пройти!..

Андрей сделал шаг в сторону, и сумасшедший проковылял мимо.

Он и не заметил, как наступил май. Каждый день провожал Наташу домой, всё больше изумляясь тому, как день ото дня хорошеет она. Сердце Андрея таяло от счастья…

Они снова шли мимо Второй больницы. В больничном сквере распустилась сирень, открывая крестики молочно-белых, пурпурных и сиреневых цветов и распространяя вокруг горьковато-сладкий аромат. Андрей остановился и, обломав несколько веток, протянул цветы Наташе.

– Спасибо, – улыбнулась она и прижала цветы к лицу, вдыхая аромат. – Зайдем ко мне?

– А можно? – заробел он.

– Конечно, – ответила Наташа и зачем-то поправила волосы. – Пойдем!

Они прошли мимо Троицкого предместья, ещё немного по улице Горького, и вот уже свернули в Наташин двор. Андрей всё ещё робел и опомнился только тогда, когда очутился в Наташиной квартире. Разувшись, девочка прошла в гостиную. Андрей сбросил ботинки и прошёл следом.

– Садись, – махнула Наташа рукой в сторону дивана.