– Как она туда попала! Я же проверила, люк был закрыт!

– Не знаю, что ты там закрыла, но дверь за печкой была открыта, – сообщил Ваня.

– Какая ещё дверь? – удивилась мама.

Теперь пришла пора удивляться и Ване:

– Что значит – какая дверь? Та, что ведёт в подвал. – повторил он.

– Сын, мне сейчас не до шуток, – мама заметно нервничала, Люська чесала запястье с ожесточением. – Не хватало ещё, чтоб какая—то инфекция, – бормотала мама, – Ваня, дай мне аптечку! Кажется, я её выложила, на столе в большой комнате, если нет, то в сумке…

Ваня метнулся в комнату, принёс аптечку, мама лихорадочно вывернула ее, дрожащими руками нашла бутылочку с йодом.

Пока мама обрабатывала место укуса, Ваня смотрел на сестру и думал: неужели кот укусил? А вдруг он бешеный?

– Где папа? – спросил он.

– В магазин поехал. – ответила она, – послушай, надо Люсю в поликлинику отвести, вдруг, у них тут среди животных эпидемия, мало ли что…

Ваня кивнул. Он почему—то тоже испугался.

Мама подхватила недовольную Люську :

– Ты будь здесь, я не помню, куда ключи положила…

Ваня послушно остался дома, а мама потащила сестру в поликлинику. Намереваясь по дороге выяснить у соседей, где эта самая поликлиника находится.

3. Незнакомка

При доме имелся небольшой, но весьма запущенный садик: одичавшие яблони, вишни и груши, непроходимые шипастые заросли малинника, барбариса, крыжовника, смородины… Все это богатство давно не плодоносило, потому что никто не ухаживал за кустами и деревьями, и они росли, как заблагорассудится, постепенно превратившись в непроходимую чащобу. Старушка видимо предпринимала слабые попытки бороться с буйной растительностью, но без особой пользы. У кухонной двери росла старая, но ещё очень крепкая, здоровая яблоня с удивительно вкусными ароматными яблоками, смесь антоновки с чем—то… У калитки выстроились молодые вишнёвые деревца, сами собой выросшие, усыпанные крупными густо—бордовыми ягодами, ещё Ваня наткнулся на грушу с мелкими твёрдыми, как деревяшки плодами, и попробовав, чуть не сломал зуб, а во рту остался терпкий вяжущий привкус. Выругавшись, Ваня отшвырнул грушу и полез прямо в самую гущу переплетённых ветвей и стеблей.

Крапива наотмашь стегнула его по лицу, пройдясь наискосок, с оттяжкой, тотчас загорелась щека, губа и переносица.

Острый шип вонзился в спину, куда—то в лопатку, Ваня рванулся и услышал треск раздираемой ткани. Зловредный шип разорвал любимую футболку с черепом , да ещё и спину располосовал.

– Ввввв! Гад! – Взвыл Ваня, – я тебе устрою весёлую жизнь! – пообещал он, пригрозил кулаком покачивающейся шипастой ветке. Обернулся, попытался нащупать рукой дыру на футболке, прикоснулся к раненой коже, зашипел от боли и нехотя выбрался из кустов.

Окинул критическим взглядом заросли:

– Один ноль не в мою пользу, – произнёс негромко, – ладно… мы ещё посмотрим. Сейчас найду топор и всё тут нафиг выкорчёвываю!

Не успел он договорить последнюю фразу, как почувствовала на себе чей—то взгляд, осёкся и осмотрелся.

Он ее заметил только сейчас. Хотя девчонка явно наблюдала за ним уже давно. Она налегала, упираясь локтями, на покосившийся забор. Меланхолично раскачиваясь, тихо поскрипывали рассохшиеся доски: «скрип—скрип…».

– Чё пялишься? – довольно грубо брякнул Ваня.

Девчонка, казалось, даже не среагировала, как пялилась, так и продолжала, не отрывая взгляда, все так же чуть покачивался старый забор, скрипели натруженные серые доски.

Ваня от такой наглости чуть растерялся, потому что он—то ждал ответа, действия, чтоб огрызнулась или обиделась, как—то проявила себя, он ждал какой—то обычной реакции, но вместо этого получил в ответ полное равнодушное безразличие. Прошло несколько долгих секунд, или минут, девчонка медленно отстранилась от забора и ушла.