В кармане сюртука ожил «Брегет» – чудо швейцарских часовщиков. Мелодия «Боже, царя храни» и двенадцать мелодичных ударов напомнили Витюше о скором рандеву с медальером Фридманом. Решения у Витюши не было. Он находился на перепутье. Как говорится: «И хочется, и колется, и мамка не велит».
«Вот, ежели б точно знать, что внучка банкиров Унгертов отдаст ему руку, сердце и кошелёк, то надобность в сей рискованной затее абсолютно никакой. А вдруг ретирада случится по неизвестной причине. Не влезу со своим мещанским рылом в сердце Марины. Как прикажете плясать? Фридману уже отказал и счастливым мужем банкирской внучки не стал. Получится: «Мочи мочало – начинай всё сначала». Как не крути, хоть круть-верть, хоть верть-круть, а рисковать придётся…
Витюша решился на опасный шаг – сделать откровенное предложение Фридману. На случай его отказа и опаски возможного обращения Ёсика в полицию, Витюша собирался срочно покинуть столицу с переездом в Москву.
Брегет Грехова едва успел отрепетировать два часа, как в дверь постучали.
– Входите! – крикнул звонким бодрым голосом Витюша.
Дверь скрипнула и отворилась. В нумер вошёл робко Фрейдлер-Фридман.
– Доброго вам здоровья, – поздоровался он.
– И вам не хворать! – ответил Витюша. – Проходите к столу. Я осмелился заказать в нумер обед на двоих. Не возражаете?
– Отчего же возражать.
– Вот и хорошо. Как говорит наш знакомец Конев, под добрую закуску и беседа легка.
Не успел Фридман устроиться за столом, как в двери постучали.
– Открыто! – крикнул Витюша.
Вошёл половой со стопой подносов.
– Обед, ваше сиятельство, как заказывали, ровно в два.
– Подавай, милейший.
Мигом стол украсился тугой гладкой скатертью, на которую проворной рукой полового были выставлены: холодная Смирновка во льду, портвейн Леве № 50 с бутылкой пикона. Провесной окорок, нарезанный прозрачно-розовыми, бумажной толщины ломтиками, уютно устроился рядом с дымящимися жареными мозгами на чёрном хлебе. Блюдо с налимьими печёнками скромно выглядывало из-за двух серебряных жбанов с блестяще чёрной паюсной икрой. Курилась ароматами солянка, а розовые круглые горячие, с пылу жару расстегаи томились на большом подносе.
– Прошу разделить со мной скромный обед холостяка. Как говорится, чем богаты…
Фридман сглотнул голодную слюну. Хотел сделать это тихо и незаметно, а получилось громко и неприлично.
– Простите, – промямлил Ёсик. – Право слово мне совестно. Незваный гость хуже татарина…
Витюша перебил гостя:
– Не глупите и не чинитесь. Мы условились встретиться в два часа. Заметьте, это я пригласил вас для разговора и заказал по этому случаю обед…. Вам смирновки или портвейна?
– Её богу, неловко как-то, неудобно…
– Господин Фридман! Вы обращали внимание на муху, которая сидит на потолке и гадит?
– Нет. А что, есть разница между мухой на столе и той, что на потолке?
– Конечно. Представьте, как неудобно гадить кверху задницей. Но, как ловко у мух на потолке это получается!
Фридман рассмеялся.
– А вы, однако, шутник!
– Давайте выпьем за жизнь, которая подкидывает нам самые большие шутки.
Выпили. Закусили ломтиками сёмги с дольками лимона. Витюша налил по второй рюмке и обратился к гостю:
– Скажите Фридман, вы умеете хранить в тайне приватные дела?
– Как вам сказать?
– Как на духу!
– Виталий Игнатьевич, история моего народа, пожалуй, самая древняя на земле. Евреи были всегда. Исчезали целые нации, государства и страны, а евреи, несмотря на то, что они самая гонимая нация во все времена, не затерялись в пыли веков. Вы знаете почему?
– Разумеется, нет.
– У нас от отца к сыну, из поколения в поколение передаётся одна тайная заповедь…