– Не сердись, командир! – устало произнес центурион. – Об этом меня попросил наш проводник. Тела воинов должны лежать там, где их настигла смерть. Иначе, их души не смогут вновь возродиться…
– Бред какой-то! – удивился легат, но затем неожиданно смягчился: – Ладно, Тиберий, пускай лежат здесь… А ты иди, собирай людей! На этот раз первой выступит когорта Марцелла. Мы уходим наверх, к поселку секванов. Я не желаю, чтобы ночь предательски застигла нас на дороге!
Центурион ничего не ответил, просто развернулся и побрел к солдатам, сидевшим прямо на каменистой земле. Вскоре легион вновь тронулся в путь. Люди Марцелла взяли хороший темп, будто пытались обогнать заходящее солнце. Но багрово-красное светило неумолимо уплывало за хребет, который хмурился все больше и больше. В ельнике заклубился туман, затягивая густую чащобу белесым облаком. На дорогу потянулись длинные тени, словно живые создания непостижимого сумрака. Зеленый мох на скалах покрылся блестящими капельками росы и теперь причудливо сверкал, точно был усыпан драгоценными камнями. В мрачных ложбинах кто-то горестно вздыхал, а над головами солдат метались потревоженные летучие мыши.
Наконец солнце нырнуло за гору, куда-то в царство Плутона, оставив в темнеющем небе оранжевую зарю. Луна бледным пятном проступила на востоке, медленно наливаясь мягким, потусторонним светом. Тьма быстро сгущалась. Солдаты зажгли факелы, и пламя заиграло на лицах людей, выхватывая из сумрака маленький участок дороги. Когорта Марцелла пошла медленнее, а за ней и остальной легион сбавил темп. Чем выше поднимались они, тем холодней становилось вокруг. Порывы сырого ветра швыряли в лица противную, влажную взвесь и рвали рукотворные огни, будто пытались оставить римлян в кромешной темноте. Казалось, этот трудный подъем не закончится никогда. Наконец дорога выровнялась, повернула вправо и вывела легион на широкий, свободный от леса участок.
Впереди возвышались крутые земляные валы, обложенные серым камнем. Между ними маячили резные деревянные ворота, за которыми проглядывали островерхие крыши домов из тщательно пригнанной дранки. Оттуда приятно тянуло дымом, запахом готовящейся еды и домашним уютом.
Марцелл взмахом руки остановил когорту. А сам застыл перед строем, принюхиваясь, точно волк, почуявший отару овец.
– Это Саар – тот самый поселок секванов, о котором я тебе говорила, – тихо произнесла Жонсьян, скользнув взглядом по каменному лицу Тита. – Только он обычно очень оживленный, даже вечером, а сейчас у меня такое чувство, будто все вымерли.
– Серьезное укрепление, – буркнул Лабиен, мгновенно оценив высокие валы. – Если там засел Эгер, мало нам не покажется! Наверное, придется их осадить и подготовиться к штурму.
– Не надо делать поспешных выводов, храбрый легат, – твердо сказала женщина. – Сейчас мы с проводником отправимся к воротам и узнаем, что к чему. А положить своих солдат у этих валов ты всегда успеешь.
– Будь по-твоему, лесная нимфа, – вздохнул легат. – Только проводник пойдет в одиночку. Я не хочу тебя потерять, так и не ощутив вкуса твоих чувственных губ.
Жонсьян одарила его выразительным взглядом и смущенно отвернулась. А Тит подозвал к себе бородатого проводника:
– Иди к воротам, продажная душа! И узнай, там ли сидит вороватая собака, укравшая то, что ему не принадлежит!
Бородач сверкнул глазами, но возразить не посмел и, ударив пятками коня, направился к укреплению. Он остановился напротив резных ворот и что-то прокричал на непонятном языке. По гребню вала заметались факелы, кто-то ответил скрипучим голосом, затем все стихло. Спустя немного времени ворота с треском распахнулись, и в проходе возник седовласый старик, окруженный десятком воинов в конических шлемах, закутанных в звериные шкуры. Пестрая группа с минуту топталась на месте в нерешительности, но потом направилась к Марцеллу, видимо, опознав в нем старшего. Бородатый проводник тоже последовал за ними, правда, держась на некотором расстоянии.