В тени пел соловей, четко выговаривая колдовское заклинание, перемежаемое то воркующими, то искристыми трелями смеха. Куда уж больше – у меня и так голова кругом от всего этого колдовства.

Лес распахнулся будто занавес, открывая сплошь заросшую папоротником дорогу.

– Ирис… погоди. Мне надо отдышаться, или я упаду.

Услышала собственный голос как со стороны. Вообще-то я только подумала, что грохнусь, если мы не остановимся, а сказать об этом пока как-то еще не решилась.

Оказывается, нет – говорю.

– Лесс?

Он смотрел мне в лицо, чуть хмурясь. Глаза его плыли где-то над моей головой, далеко и чуть сбоку – совсем не там, где я.

– Постоим. Пожалуйста.

Крепко зажмурилась. Да что ж это такое? Я конечна, как замкнутый круг, мир безграничен, неохватен, он вблизи, рядом, в стороне, он проходит мимо, мимо, мимо, задевая меня лишь дыханием своим, кончиком крыла, пальцами по щеке…

Пальцами по щеке. Ладонями по плечам. Крепко охватывает локти, прижимая их к бокам.

– Лесс. Так лучше?

Держит меня. Перевела дыхание. Разлепила веки.

Ирис приблизился, вернулся из своего далекого далека, куда мне путь заказан. Почти целиком вернулся. Стал почти осязаем. Светлые серо-сиреневые глаза заглядывали в душу, в них качались камыши, порхали ночные мотыльки, всплескивала легкой волной река Ольшана.

– Стеклянный Остров, – тихонько проговорил Ирис, – такое место. Ты привыкнешь.

– Вряд ли.

– Ты сопротивляешься.

– Разве?

– Конечно. Тебе кажется, что ты – запертый дом. Открой двери. Выйди наружу.

Легко сказать! Я не знаю, где запоры. Где двери, я тоже не знаю. Я бы взломала их, честно, но где они?

– Я хочу к тебе, Ирис!

– Ну иди. Иди за мной.

И он удаляется, словно падает в пропасть.

Я перестала ощущать его ладони, между нами возникла стеклянная стена. Это было тем страшнее, что он стоял вплотную и руки его сжимали мои локти. Вцепилась в одежду у него на груди, пальцы смяли несуществующую ткань, плоть его – лишь порыв ветра, если я сделаю шаг – я пройду насквозь…

Лбом, грудью, ладонями – в стеклянную стену, с размаху! И еще раз! И еще!

– Неееет… Не могуууу…

Со дна пропасти, из полной тени бездны звали его глаза:

– Ну иди же ко мне. Иди!

– Не могу…

– Иди, Лесс.

– Не получается! Вернись! Побудь со мной, мне страшно.

– Хорошо. Хорошо. Как ты хочешь.

Закапываюсь лицом в складки одежды, в расшнурованный ворот, в шелк рубахи. Легкое тепло, горьковатый пресный запах воды, тины, ивового листа. Виском упираюсь в порожек ключицы, под щекой – твердый покатый свод его груди, сердце стучит… Зараза! Сердце стучит, как у нормального человека, часто стучит, громко, зараза…

Пауза.

– Пойдем, – сказала я.

А то у меня опять ум за разум заходит, только уже в другую сторону…

Отодвинулся. Улыбнулся:

– Не бойся ничего.

Папоротники – по колено. Перистая сумеречная прогалина в глубь соснового леса, обрамленная искрами светляков. Колоннады стволов перевиты лентами тумана. Меж стволами колыхалась живая прозрачная тьма, полная шелеста и движения. То ли там ходили пугливые звери, касаясь боками шершавой коры, то ли взмахивали крыльями ночные птицы, поглядывая на нас с ветвей. Над головой зеленая проточина неба стремительно теряла золотой оттенок; из-за спины, со стороны материка, споро растягивала свой плащ звездная синева.

И еще раз раздвинулся занавес – сосны расступились, и мы вышли на самую вершину холма, словно снегом заметенную лунным сиянием. Волны высокой травы казались сугробами, черные вертикали стоячих камней полосовали тенями лунный снег, а небо за ними густело ночным кобальтом, наискосок перечеркнутое Млечной Дорогой.

Близость неба была очевидна – луна, огромная как соседний холм, показывала спину из-за края земли. Тело луны изрыто оспинами, складывающимися в улыбку. Оспины ее напоминали отверстия в теле свирели, и неоглядное пространство переполняли переливы неслышных нот, выдыхаемых ночью.