– Татары к войне готовятся. Скорее всего, едут за пополнением для своего войска. Самое время бунт поднять.

– А потом подоспеют татары, и всех бунтовщиков – на дыбу, – возразила она. – Уймись, князь! Не время еще.

– То ты хочешь, чтобы я действовал, то унимаешь, – вскричал Борис. – Что, мне на совете завтра трусливо кивать да в глаза заглядывать?

– Скажи так, – придвинулась к нему княгиня. – Пусть Ярослав примет Менгу как подобает: пир горой, развлечения, девки красивые. Подарки пусть приготовит – басурмане это ценят. А уж потом, когда гость размякнет, к нам расположится, пусть начнет жаловаться на мор да на голодные годы – мол, рады бы людьми помочь, да повымирали все. С пустыми руками он, конечно, не уедет, но тысяч десять-двадцать сохраним.

– По-твоему, этот Менгу такой дурак, что после чарки водки и хорошей баньки нарушит приказ своего хана?

– Берке-хан стар и болен, насколько я знаю, – жестко сказала Устинья. – Наследников у него нет и уже не будет. Скоро придет черед Орде выбирать нового хана, и тут дружба с князем будет очень на руку Менгу.

– Ну а мне-то что с этой дружбы? – прищурился Борис. – Не лучше ли, если Ярослав поссорится с Менгу? И тот сделает все, чтобы лишить Ярослава великокняжеского ярлыка.

– Нам это не поможет, – решительно сказала Устинья. – Ярлык получат сыновья Ярослава: либо его старший Владимир, либо малолетний Даниил с регентом. Но не ты. А вот если твой совет окажется кстати, Ярослав щедро тебя отблагодарит.

– Я попрошу у него Переславль, – оживился Борис. – Княжество богатое, народ там работящий. Можно будет силы копить да подумать, что дальше делать. Что глядишь? Хорошо я придумал?

– Хорошо, господин мой, – притворно улыбнулась княгиня.

– То-то! Ты бы до такого не додумалась, – гордо сказал Борис.

Сквозь гвалт народной толпы, собравшейся на тесной площади перед теремом, долетала ритмичная скандированная речь. Скоморох Гришка в бабьем сарафане, в платке, с огромными ватными грудями, подобрав подол, ерничал на невысоком помосте:

Толпа одобрительно загудела. Ярослав мрачно смотрел на народ, ловя ответные взгляды мужиков и баб. Те старались быстрее отвести глаза, но между собой перешептывались и усмехались.

– Унять подлеца? – спросил у князя Еремей.

– Пусть народ потешится, – нехотя разрешил князь.

Менгу-Темир усмехался, явно наслаждаясь происходящим. Скоморох тем временем снял платок, достал из-под подола царскую шапку и надел ее на голову, изображая князя.

В толпе раздался смех, послышались одобрительные возгласы. Ярослав сжал руку в кулак, с ненавистью глядя на скомороха, потом перевел тяжелый, полный злобы взгляд на Менгу. Тот с улыбкой смотрел представление, всем своим видом демонстрируя дружелюбие и снисходительность к вольным нравам русичей – ведь так говорить о верховном правителе в Орде не было позволено никому.

– Прекрати это, – шепнула теперь Радмила, но князь велел и ей замолчать.

Теперь Гришка надел платок, снова превращаясь в женщину. Он подскочил к Менгу и стал кривляться перед ним: