– Ах ты, батюшка, татарский князь!
Дай мне хлебушка для детушек,
А мне, вдовице, зелена вина,
Чтоб напитися,
Да забытися.

Он сменил платок на рогатую шапку и заорал, имитируя монгольский акцент:

– Давай-давай, подол задирай!
И снова появился платок:
– Что мне делать, бедной?
Что делать горемычной?
Некому защитити,
Детушек накормити,
Ворога лютого наказати,
Сниму-ка я платочек беленькой,
Надену-ка я шапку рогату,
Да пойду честь свою отдавать татарину.

При этих словах он развернулся и задрал подол. Народ в восторге захохотал, Менгу тоже посмеивался.

– Да что же это, князь! – вскричал митрополит. – Останови эти поганые кривляния!

– Ай-ай, прости, батюшка, прости Филаретушка! Прости, господи, глупого скомороха! Не подумавши, ей-ей, не подумавши, – кривлялся Гришка. – Не вели казнити, вели бражки монастырской за твое здоровье испити.

Ярослав поднял руку и внятно сказал:

– Ну, полно! – и швырнул скомороху золотую монету. – Вот тебе за потеху, поди прочь!

– Слава великому князю! – вопил Гришка. – Стерпел, стерпел князь правду, не наказал Гришку-скомороха!

– Надеюсь, эти глупые кривляния не показались обидными досточтимому хану? – спросил князь у Менгу.

– Почему же глупые, великий князь? И для меня в этом представлении не было ничего обидного, наоборот.

Ярослав заставил себя улыбнуться в ответ:

– Ну и славно.

Пока Менгу-Темир любовался накинутой на плечи шубой из ярко-рыжей лисицы – княжеским подарком, к нему подошла девушка Алёна с подушечкой, на которой покоилась расписная шкатулка. Девушка, смущенно потупив взор, поклонилась Менгу:

– Прими, батюшка, от великого князя Ярослава – к твоим зеленым очам, чтоб еще ярче сверкали.

Менгу открыл шкатулку. На подушечке лежала золотая подвеска с массивным изумрудом. Хан примерил подарок и улыбнулся девушке.

– Ну как, красавица, засияли мои глаза?

– Хорош, батюшка, чудо как хорош!

– И не жалко тебе, князь, расставаться с такой красотой? – повернулся хан к князю.

– Для досточтимого хана мне ничего не жаль!

– Щедрость великого князя достойна восхищения, – Менгу отвесил легкий поклон. – Мои дары с твоими, конечно, не сравнятся, но все же позволь.

Он щелкнул пальцами, и через несколько секунд на дворе появились два конюха, с трудом удерживающие под уздцы необъезженного жеребца. Скакун, перебирая ногами, дико косил в сторону.

– Красавец! – вскричал Владимир. – Батя, отдай мне его! Тебе его ни в жизнь не объездить!

– Вы посмотрите на него! – усмехнулся Ярослав. – Неужто ты объездишь?

– Я умею, ты знаешь! Прошу тебя, отец! Ты все равно своего Сивку на другого коня не променяешь. А этому красавцу простаивать нельзя – пропадет.

– Не думаю, что обычай позволяет дареное дарить, – проговорил князь.

– Мне нравится твой сын, князь! – рассмеялся Менгу. – Он своего не упустит. Конь теперь твой, великий князь, можешь даже зарезать его и сварить шурпу – я не обижусь. Окажи честь Менгу-Темиру, отдай его подарок тому, кому он так понравился.

– Тебе везет сегодня, сын! – нехотя сказал князь. – Смотри только, кости не переломай!

– Спасибо тебе, батя! И тебе, хан! – Владимир, казалось, задыхался от счастья. – Дайте, я сам его отведу.

Со второй попытки перехватив уздцы, он потащил коня в стойло. Менгу одобрительно кивнул – мол, умеет управляться с лошадьми.

– Второй мой подарок ждет тебя в тереме, великий князь. Его было намного сложнее доставить в целости, чем первый, но мне удалось.

В зале приемов находились пять девушек-«подарков», уже переодетых в русские сарафаны и сапожки. Рядом с ними прохаживался евнух, придирчиво осматривая их руки и поправляя подолы.

– Надеюсь, эти пять прекрасных девственниц украсят двор великого князя. Я лично отбирал их по всей Орде, – гордо сказал Менгу.