– Надеюсь, досточтимый хан пощадил стыдливость этих девиц и оценивал только лица? – пошутил князь.

Ярослав прошел мимо девушек и остановился перед одной из них.

– Ты, наверное, готовилась принять сваху и выйти замуж с честью, – тихо проговорил он. – Как тебя зовут?

– Нет! Кому нужна батрачка, дочь пастуха, – неожиданно бойко ответила девушка. – А зовут меня Наргиз. Отец хотел меня продать персидскому купцу за одну монету, но тот увидел мои руки и сказал: бесплатно, для себя возьму, а на продажу не годится.

Менгу-Темир нахмурился, но Ярослав не увидел нарушения этикета в поступке «подарка». Он вял ее руку в свою и повернул вверх ладонью.

– Купец здорово прогадал, – произнес князь. – Значит, ты не испугалась чужбины? И я не такой уж страшный, как тебе, верно, говорили.

– Ну и не такой уж красивый, – дерзко ответила девушка.

Ярослав сначала открыл рот от изумления, а потом начал хохотать.

– Все слыхали? Ну-ка, расскажи, чем же я тебе не угодил?

– Я думала, русский хан должен быть в такой одежде – чтобы вся сияла, как начищенный котел, – осмелев, продолжала девушка. – И чтобы волосы, умащенные благовониями, прямо лоснились, чтобы руки все были в перстнях и на шее бусы из камней. И еще я просила, чтоб был молодой…

– Кого просила, милая? – поинтересовался князь.

– Богиню земли Этуген и матушку-прародительницу Алан-гоа, – просто ответила девушка.

Зал взорвался хохотом. Менгу, увидев, что дерзость Наргиз нравится князю, тоже улыбнулся.

– Вот, наверное, такого ты у них просила? – князь указал на Владимира.

– Да! – оживилась Наргиз. – Только еще чтоб на голове была такая рогатая шапка…

Ярослав сделал знак своим людям замолчать и обернулся к Менгу.

– Спасибо тебе, досточтимый хан, я уже забыл, когда в последний раз так веселился.

И он велел увести девушек на женскую половину, чтобы о них как следует позаботились.

Устинья вышивала, сидя на низком стуле, а Борис страдал после хорошей выпивки – лежал ничком на ложе с мокрой тряпкой на голове. Пришла заботливая Матрена с крынкой – «полечить» князя:

– Вот, батюшка, рассолу огуречного попей – он все оттянет, – но Борис не подался ей навстречу. С постели раздавался тихий храп. – Уснул? Ему бы в баньку, сердешному.

– Напился, боров! В такое время напился, – Устинья разозлилась и, уколов палец иглой, нервно оборвала нитку.

– Потому и напился, что мочи нет смотреть, как жена себя и его позорит, – продолжала зудеть Матрена.

– Это как же я себя позорила?

– А кто перед этим чертом татарским умничать взялся? Сашка, что за столом прислуживала, говорит, этот нехристь глаз с тебя не спускал, с замужней-то.

– Глупости, – устало ответила княгиня. – Он на Радмилу глядел, как кот на сметану. Вот кому стыдиться надо. Хоть бы знать, что они там решат.

– А, ты здесь, ведьма, – проснулся Борис. – А ну, подай напиться.

– Вот, миленький, рассольчику испей, – бросилась к нему княгиня. – Господин мой, родненький, ты уж к вечеру подымайся, а? А то ведь без нас все решат.

– Да уж решили все, – беспечно произнес Борис. – Этот татарин у нас в кармане. Видала, как он весь вечер зубы скалил? Договоримся!

А Ярослав в это время смотрел, как сын гарцует на подаренном Менгу жеребце. Владимир с трудом держался в седле, но не сдавался.

– Роскошный подарок, хан! Давно не видал такого коня, – с восхищением сказал Ярослав.

– Ты оказал мне такой прием, князь, что я боялся остаться в долгу. Надеюсь, мы квиты.

– К чему счеты между добрыми друзьями, хан?

– Ты хороший воин и потому совсем не умеешь лгать, великий князь. Сильным людям ни к чему хитрить и притворятся.

– О чем ты, хан? – прищурился Ярослав.