Боль прекратилась в то же мгновение. Все, что нужно было Кьарго – это мой преисполненный муки крик.

– Все, уведите их. Мы и так кучу времени потратили, – недовольно обронил чужак.

Его люди рывком подняли меня. Грубые руки схватили Лили и маму. Сестра попыталась вырываться, даже куснула кого-то сгоряча, но ее запала надолго не хватило. Один из чужаков ударил ее по лицу, сорвав с моих губ яростный крик.

Нас повели прочь. Прочь из родного дома, ставшего вдруг чужим и незнакомым. Дома, где сам воздух, казалось, пропитался болью, кровью и отчаянием.

У нашего отца и мужа украли жизнь, нас похитили и собирались лишить свободы. Продать как вещь, как сувенир. Сделать из нас бесправных невольниц, с которыми можно обращаться как вздумается. У которых можно безнаказанно и так легко, по щелчку пальцев, отобрать все.

Я подавила горячее желание вырваться и убежать. Это невозможно – хватка элькхе подобна стальным оковам. И к тому же бессмысленно, когда их лидер стоит всего в нескольких шагах от меня. Я лишь снова унижу саму себя и дам ему повод надо мной издеваться. Я вздернула подбородок, несмотря на страх, ужом свернувшийся на сердце. Он не увидит моих слез и мольбы не услышит. Я не доставлю ему такого удовольствия.

Что-то в моем лице очень не понравилось эллинесу. Вперив в меня неприязненный взгляд, он процедил:

– Попрощайся с Даневией, maláko. Ты больше никогда ее не увидишь.

Единственное слово на кафа распознать я не сумела, но ни на мгновение не усомнилась, что это было оскорбление. А вот остальное эллинес произнес на ломаном даневийском. Хотел, чтобы пленницы его поняли. Хотел сполна насладиться их страхом.

Я стиснула зубы.

«Посмотрим».

С трудом, но мне удалось сохранить лицо. Силой воли превратить его в безликую маску, чтобы не выдать плещущейся внутри ненависти. Только это захватчику и надо. Протест одной из его жертв, который он с легкостью погасит. Повод проучить их, повод выдумать новое, еще более изощренное наказание.

Эллинес потерял к нам интерес – к почти послушным куколкам, играть которыми ему уже наскучило. И отправился искать другие.

С каждым шагом элькхе и их пленницы все больше отдалялись от дома. Еще совсем недавно полный тепла, смеха и приглушенных разговоров, он так страшно и так внезапно опустел.

Я шла, глядя в землю, но никогда – по сторонам. Боялась увидеть то, что осталось от Гларингела. Боялась, что картины захваченного, растерзанного чужаками города врежутся в мое сознание. Что будут преследовать в кошмарах – так же, как теперь меня будет преследовать смерть отца.

Я отчего-то больше не слышала человеческих криков. Должно быть, грохот тяжелых сапог воинов и магов заглушал все прочие звуки. Или мне лишь так казалось – голову словно набили ватой. Ватными стали и ноги Лили. Сестра едва шевелила ими, и одному из элькхе приходилось практически тащить ее на себе. Пару раз ее с мамой грубо толкнули в спину, чтобы шли быстрей. Лили всхлипнула. Мама осталась безучастна.

Элькхе подвели пленниц к веренице повозок с клетками. Я сглотнула – впервые видела нечто подобное. Клетки предназначены нам, будто мы были зверьем.

Лили при виде них впала в ступор. Замерла, словно наткнувшись на невидимую стену. Стоящие позади элькхе насильно затолкали ее в клетку. Мама со сгорбленной спиной, разом постаревшая, забралась сама. Вслед за ней в тесную повозку-клеть, в которой находилось еще три пленницы с заплаканными лицами и спутанными волосами, вошла и я. Металлическая дверца с оглушительным звуком захлопнулась за ее спиной, заставив вздрогнуть всех, кроме меня.

Я встретилась взглядом с мамой, стрельнула глазами в сторону Кьарго и его цепных псов. «Не выдавай, что знаешь их язык» – вот что говорил мой взгляд. У нас должно быть хоть какое-то преимущество. Я помрачнела, стоило только подумать о Лили.