– Ну-ка посмотрим, что за рыбка попала в наши сети, – пробормотал тот на кафа.

Я с трудом различала слова – разговорный язык я знала плохо, мама редко на нем говорила. Однако отчаянно пыталась распознать чужую, непривычно звучащую в этих стенах речь.

Чужак неторопливо подошел к Лили, которая смотрела на происходящее полными слез глазами. Повелительным жестом взял ее за подбородок. Мои внутренности завязались в тугой узел, легкие обожгло огнем, имя которому ярость.

Желание подлететь к чужаку и с силой ударить по руке, чтобы больше не смел касаться Лили своими мерзкими пальцами, было настолько сильным, физически ощутимым… Казалось, я могла осуществить задуманное одной только силой мысли. Но нет. Я могла только бессильно наблюдать, до боли стискивая пальцы в кулаки и пронзая захватчика ненавистным взглядом. Впрочем, к подобным взглядам он наверняка давно привык.

Лили вздрогнула от его касания. По щеке к лебединой шее сбежала слеза. Сестра взглянула на меня с затаенной надеждой. Я ответила взглядом: «Держись».

Лили была старше на два года – совсем недавно ей исполнилось двадцать. Но, несмотря на разницу в возрасте, она отчего-то считала меня мудрее, опытнее и сильнее. Быть может, из-за моей способности к магии, а может, из-за собственного характера. Лили была мягче, добрее… светлее. Но то, что люди считали добродетелью, могло обернуться против Лили в эпоху войны. В эпоху, когда чужаки ворвались в нашу страну, словно саранча, а троном готовился завладеть беспощадный завоеватель.

– Бросьте всех троих к остальным рабыням.

Я задохнулась от гнева и страха, сжавших сердце ледяными тисками. Нас отдадут в рабство. Но он же эллинес… Или рабынями Аргос и его приспешники расплачивались с наемниками-элькхе?

«Богини… Мы и правда отправимся на невольничий рынок».

Прежде я лишь слышала о кощунственных обычаях элькхе. Но и представить не могла, что вместе с матерью и сестрой однажды стану их частью. А элькхе уже направлялись к Лили. К ее хрупкой, нежной Лили… Чтобы сделать ее – веселую, улыбчивую, солнечную – рабыней.

Барьеры рухнули, словно плотина. Самообладание, так тщательно удерживаемое мной, треснуло по швам. Я ринулась вперед, к мечу, лежащему рядом с бездыханным телом отца. Мечу, которым он так и не сумел воспользоваться.

Отец не смог. Я сумею.

– Гвен! – раздался за спиной полузадушенный голос мамы.

Я развернулась, сжимая клинок обеими руками и приказывая им не дрожать. Вонзить его в тело чужака, а потом… А потом будь что будет.

Губы захватчика изогнулись в мерзкой насмешливой ухмылке. Он шагнул было ко мне, медленно – нарочито медленно – вынимая из ножен собственный меч. Но, внезапно передумав, лениво обронил:

– Кьарго.

Рослый элькхе с хмурым обветренным лицом шагнул вперед и поднял руку.

Боль обрушилась на меня, разрывая тело на части. Вгрызлась голодным зверем, заставляя каждую клеточку тела гореть огнем. Я рухнула на колени – ноги не держали. Меч со звоном упал на пол. Вонзив ногти в ладони, стиснув зубы, я уговаривала себя терпеть. Не хотела еще больше пугать Лили, которая после всего пережитого и так была близка к обмороку. Не желала видеть удовлетворение в глазах чужаков и убийц.

Я и подумать не могла, что однажды мне доведется почувствовать на себе магию боли. Магию, которой на всем белом свете обладали только варвары-элькхе. Впрочем, прежде я не допускала и мысли о том, что застану войну. И увижу, как захватчик разбивает мою семью на две неравные части.

«Не две, – прорвалось едкое, темное сквозь алый туман боли. – Нас – меня, Лили, маму – разделят тоже».

Кровь из прокушенной груди наполнила рот металлическим привкусом. Ногти заскребли по полу. Одуревшая от боли, я встретилась взглядом с полными сострадания взглядами сестры и мамы. Силы кончились, и я закричала.