Покинув кабинет Григория, я заспешил вниз, чуть было не споткнувшись о притаившуюся кошку, подслушивающую у двери. Руки мои похолодели, вспотели и словно онемели, я не мог ни согнуть, ни разогнуть пальцы, чтобы схватиться за перила лестницы, меня неистово лихорадило. Пока сбегал вниз, все думал, как бы мне поторопить отца, что такое ему сказать, чтобы тотчас же уехать, не вызвав никаких подозрений. К счастью, когда я оказался в музыкальной комнате, старый князь уже вставал с кресел и сводил обсуждения на нет. Судорожно подскочив к Эдмонду де Вьену, я вытянулся за его спиною и зачем-то задрал голову. От выделанного жеста все озадаченно переглянулись, а отец, завидев прибежавшую следом за мною Люсиль, вспыхнул и затрещал:

– Что же, Варвара Михайловна, вот и Адольф вернулся. Рад был вновь повидать вас. До свидания.

– Тоже был рад вновь вас увидеть и познакомиться с вашими очаровательными дочерями ближе, – прибавил я, натягивая самую лицемернейшую улыбку на свое лицо.

– Merci beaucoup, что уважили визитом, – залебезила княгиня, отодвигая мужа в сторону, чтобы тот ненароком ничего не принялся добавлять к ее речи. – В следующий раз приезжайте с генералом Абардениным, мне теперь не терпится с ним познакомиться! До середины следующего месяца будем здесь, в нашем скромном домике, поэтому обязательно навестите нас в самое ближайшее время.

– Мы будем ждать вас! – вставила Нина, схватывая на руки вопящую Люсиль. – Привезите г-на Ародобина, мой милый Адольф.

Пока мчались домой, на дороге творилось Бог знает что! Метель бушевала с такою силою, что гнула деревья к земле и продувала карету насквозь, как дырявую картонку. Отец, по обыкновению, молчал и злобно скрипел зубами. Все пытался я как бы прочитать мысли Эдмонда де Вьена, проникнуть в его голову и понять причину нежданного гнева. Казалось, старый князь возненавидел меня еще сильнее и был готов задушить собственными руками. Продолжая взглядом сверлить отца, я также заметил, что он необыкновенно красив. Да, вероятно, странно звучит, что за двадцать четыре года я впервые заострил внимание на чертах папа, но, к сожалению или счастью, угасающее лицо его открылось для меня именно в ту минуту. Утонченность его, холодная строгость и бледность вампира невольно напоминали готический храм, брови – своды, глаза – искусные витражи, точеный нос – вимперги. Пока разглядывал Эдмонда де Вьена, он вспыхнул.

– Ты что смотришь?! – обозлился старый князь, сверкнув глазами. – Чай, мнение выжидаешь насчет Джульетты?! Так и дать нечего! Нового не раскрою! Все давно знали, что ты по уму своему и нравственным качествам не больше шута! Жаль только, что Акулина Петровна слепа, как крот, не видит того, что ты творишь, как позоришь меня! Ты не достоин!..

– Да, папа, не достоин.

– Замолчи! Героически терпел я, соответственно своему статусу и положению в обществе, твое гадкое поведение, но Джульетта превзошла всяческий вздор! Мое терпение лопнуло! Какие гости были на том вечере, какие имена! Ты своей пустой головой даже представить не можешь, как ты размазал меня пред ними! – вопил старый князь. – Чего приткнулся, паршивец, стыдно тебе, чай?! А поздно уж хвататься за голову! Знали мы на своем веку Толстого-американца, но тот лишь осечка по сравнению с тобой. Тот был обыкновеннейший бретер, а ты!

– Папа, прошу вас! Побеспокойтесь о своем здоровье…

– Ты змея! Гадкая змея! Не тебе волноваться о моем здоровье! Завещаю все дворецкому Ивану, завтра же составляю бумаги! А ты не достоин носить наши фамилии! Не достоин, слышишь ты меня?! Змея ты! Змея! Ты случаен в нашей семье! Случаен, слышишь ты! Вот что! С того дня, как ты показал выкрутасы, ты больше не мой сын! Я бы проклял тебя, да вижу, что на тебе уже крест! – плюясь, кричал Эдмонд де Вьен, бешено сотрясая передо мною руками, но тотчас оборвался и, закрыв лицо, зарыдал.