– Вижу, ты не один, но семейные дела рассчитаны лишь на лиц, принадлежащих к семье, – перестав стучать когтями, надменно подчеркнул отец. – Господа Розенбах и Керр, прошу вас удалиться.

– Ежели Альберт Анатольевич и Феликс Эдуардович уйдут, следом за ними отправлюсь и я. Тогда не будет никакого разговора. Вы тоже не один.

– Договорились, пусть будет по-твоему. Now we have to speak English, gentlemen (продолжим на англицком, господа), – обозначил отец и принялся вести дальнейший диалог на английском языке, но я буду описывать на русском: – Как ты знаешь, Адольф, твоя бабка Акулина Петровна больна и уехала доживать последние годы на родину Шекспира. От нее тебе пришло небольшое послание, которое ты, надеюсь, примешь без особого азарта, с расстановкой и полным пониманием ситуации, со здоровой оценкой своих умственных возможностей, – пренебрежительно объявил старый князь, после чего обратился к чопорному господину, который прежде курил трубку: – Итак, мистер Эйлсбери, прочтите нам то, что вы привезли из Англии.

– Завещание, – начал англичанин, вынув трубку изо рта:

«Дорогой мой, милый внучек Андрюшечка, надеюсь, ты помнишь свою бабуличку Акулинушку? Не виделись мы с тобой вот уже десяток лет, а между тем я только и делала, что каждый день вспоминала тебя.

Болезнь так и не отступает! Все из-за того, что я теперь в этой холодной и всегда ни к месту высокомерной Англии… зачем сюда уехала, скажи мне, Андрюшечка? Врачи здесь отвратительны, погода прескверная, люди прежалкие и холодные! Знал бы ты, Андрюшечка, как худо здесь, на чужбине! Нет места лучше в мире, чем моя славная, добрая Россиюшка, где я бы хотела провесть свои последние годины…

Мне так понравился Крым, я бы непременно состроила бы домик с розовым садом и глициниями именно там. До твоего рождения мы были в Крыму у давних друзей всею семьей. Это было самое благостное время в моей жизни, никогда его не забуду. Уж прости, внучек, что я пишу к тебе столь длинное письмо и все бестолку, но сделай милость, пойми меня, ведь я давно немолода, а старость – дело ностальгическое.

Что же, к делу! Ты всегда был и, я уверенна, есть умный мальчик, а посему я бы хотела передать тебе уже сейчас все, что имею в своей собственности: усадьбу Вьенскую и Охотничий замок в Москве, Шувиловское, Вартымерское, Митенсаарское и Гереевское имения, мой дворец на Фонтанке и М. палаты, К-е золотые и алмазные прииски, У-я шахта и рудник, Н-е и Л-е сахарные промыслы с земельными дачами в 510000 десятин, а также А. чугуноплавильный завод. От Винсента де Вьена тебе маленький подарок: рыбный порт и две усадьбы в Ницце… правда, рыболовная промышленность давно уходит в разорение, советую скорее продать этот порт. Впрочем, г-н Эйлсбери тебе все разъяснит и полностью приставлен к твоим услугам – ему можно доверять. Также обращаю твое внимание на прииски, шахту и рудники – своими ископаемыми они обеспечат тебя на три столетия вперед, так что распоряжайся делами как следует и мало кому доверяй в этом вопросе. Засим откланяюсь, Андрюшечка, передавай привет моей любимой церкви в нашем гнездышке Chouville.

Целую тебя, внучек мой!

Твоя бабуля,

Акулина Петровна Шувилова

P.S. Не смей ничего отдавать своему отцу, иначе прокляну!».

Когда англичанин дочитал послание бабушки, он вновь заткнул себя трубкой и с абсолютным отсутствием каких-либо чувств поглядел на меня из-подо лба. От изумления, как ошпаренный, я подскочил с места и провалился в обморок. Очнулся уже на диванах. Раскрыв очи, я заметил Керр, который стоял надо мною и по-доброму улыбался, в то время как Феликс, нахмурившись, бродил по кабинету, тревожа слух тяжелым шагом. Господин в очках перестал перебирать документы и пребывал подле отца, выделав серьезное выражение лица, а тот, кто прежде читал газету, рассматривал свои ногти, приближая руку и отдаляя ее от своей заскучавшей физиономии.