– Пиши! – велел Павел, сверившись с записью в папке. – Воронин Владимир Валерьевич, сотрудник инкассаторской службы «ЦентрПетропольБанк». Записал?
Прокопенко часто-часто закивал.
– Сейчас же свяжись со Столом справок, узнай его адрес и поезжай туда. Воронин пропал несколько часов назад во время налёта на инкассаторский фургон, может быть в сговоре с налётчиками, поэтому возьми с собой ещё кого-нибудь. Если не застанешь на месте, подежурите там, подождёте, только аккуратно, ясно?
– Так точно!
Павел вышел из кабинета. Он уже отставал: у Воронина было достаточно времени, чтобы добраться до дома. Утешало, что розыск начальник, всё-таки, объявит, может, и поймают на вокзале или в порту.
Единственное, что смущало старшего лейтенанта в деле, это отсутствие жертв. Взрыв и угон вполне вписывались в стиль «Чёрных», но почему они не убили ни сопровождение, ни тех, кого вытащили из фургона? Почему не кинули гранату в саму машину, зачем взрывать грузовик? Почему водителя только оглушили, а не застрелили? Правда, его напарник пропал, но Павел практически не сомневался, что Воронин соучастник, а не жертва, без «своего» человека в таком деле не обойтись: кто-то же сообщил бандитам маршрут и время. Может, его и пристукнули, как лишнего свидетеля, но одна жертва никак не вписывалась в версию с «Чёрными извозчиками». Те положили бы всех.
Нужно разбираться на месте.
***
Подступы к кладбищу зимой и летом караулили люди Адмирала. Причитания, которые неслись вслед посетителям, вызывали скорее чувство вины, нежели сострадания, но подавали от того ничуть не меньше. Старушки в залатанных юбках жаловались на потерю кормильцев визгливо, нараспев заклиная горожан именем Богородицы, женщины с округло выступающими животами молча протягивали лодочкой сложенные ладони, неопрятные старики в дырявых сапогах крестились на поднимавшийся над оградой купол храма и провожали прохожих грустными глазами бродячих псов. Калеки на тачках, девушки в чёрных платьях послушниц, с коробами для милостыни на нужды монастыря, старики и старухи, ободранные нищие. Ни от кого никогда не пахло алкоголем – это отвращало, подавать пьянице на вино не станут. Цыганок с опоенными снотворным детьми среди них тоже не было, те не посмели бы сунуться на Княжий остров. И среди всей этой ватаги не было ни одного настоящего нищего, их попросту не пускали к кладбищу. Если ты не состоишь в артели Адмирала, рассчитывать тебе не на что.
– Сыночек, миленький… – старуха не договорила, грубо одёрнутая своей товаркой. Взъярившись, она тут же затихла, когда соседка что-то горячо прошептала ей на ухо. Старуха бросила испуганный взгляд на парня, заискивающе улыбнулась и отодвинулась назад вместе со своей кубышкой.
Максим едва посмотрел на обеих. Пока он шёл через переулок к кладбищу, нищие и попрошайки замолкали: просить милостыню у него никто не рисковал.
– Дяденька, дай копейку.
Щуплый пацанёнок в кепке, которая была ему велика и сползала на ухо, дерзко смотрел на Максима снизу вверх. Тонкую шею охватывал истрёпанный шарфик, куртка не по росту висела мешком, сквозь дырки в перчатках просвечивали маленькие пальчики.
Максим нашарил в кармане несколько рублей и ссыпал в протянутые ладошки.
– Спасибо, дяденька. – Пацанёнок ловко переложил монеты в свой карман и шепнул: – Атаман сказал, что встретится с тобой. Скоро, – прибавил мальчишка и припустил прочь, сверкая прорехами в подошвах.
Над старым кладбищем поднимался самый настоящий лес, деревья росли не один десяток лет, некоторые даже застали прошлый век. Ближе к воротам дорожки содержали в порядке, мусор регулярно вывозили, но многие могилы всё равно выглядели брошенными, да так оно и было: стёрлись имена на могильных камнях, холмики сравнялись с землёй. Умерли или разъехались потомки, и могилы дичали, а имена забывались. Максим шёл вглубь кладбища, мимо каменных склепов и разбитых памятников. Чем дальше, тем гуще заросли, тем больше кладбище походило на лес. Среди деревьев лежали обросшие мхом каменные вазы, расколотые плиты со строчками выбитых надписей, которые смог бы разобрать уже только разве слепой со зрячими пальцами. Здесь люди не появлялись. Люди навещают свежие могилы, к древним не приходит никто.