Максим повернул в сторону реки. Без тропы вышел на берег в нескольких метрах от группы могил и двоих людей, ожидавших над ними.

Выкинув окурок, он подошёл к могилам, встав сбоку. На склоне к небу поднимались два креста, без ограды: только холмики и деревянные распятия. На одном висела табличка с каллиграфически выведенной надписью «Лихов Игорь Иванович», на втором точно такая же извещала, что тут похоронен Лихов Филат Иванович. Судя по датам, первый был младше второго на два года, умер четырнадцать лет назад, ещё совсем молодым. Второму было пятьдесят, когда он скончался.

Подле могил стояли мужчина лет тридцати и женщина.

Мужчина выглядел как забойщик скота, из тех, что могут одним ударом особого, многогранного кинжала убить на месте быка. Коротко подстриженные волосы едва прикрывали кончики ушей, глубоко посаженные, тёмные глаза смотрели зорко, цепко. Пальто на нём было расстёгнуто, под воротником рубашки виднелась часть татуировки, змеившейся по груди и забиравшейся сбоку на шею, в сложном переплетении угадывались очертания не то змеи, не то дракона.

– Сегодня ровно год со смерти твоего дяди, – произнесла женщина, ясным, хорошо поставленным голосом, не вязавшимся с морщинами и сединой, – мог бы не опаздывать.

– Мне жаль, – откликнулся Максим, не меняя выражения лица.

Сомнения в её возрасте не возникало, но выглядела женщина так, что никто не посмел бы назвать её старухой, даже за глаза. Высокая, статная, она сохранила стройную фигуру, которую траурный наряд лишь подчёркивал. Из-под длинного пальто с меховым воротником до щиколоток спускался подол чёрного платья, шляпу с широкими полями украшали узкое длинное перо и серебряная брошь. Седые волосы были уложены в причёску, несколько прядей выбились из-под шляпы, а, может, были кокетливо выпущены нарочно.

Присев возле одной из могил, она протянула руку, обтянутую бархатной перчаткой, убрала несколько сухих листьев, принесённых ветром. Взгляд её скользнул вдоль берега, задержавшись на мусорных кучах на той стороне.

– В каких странных местах мы порой оказываемся, – прошептала она.

Мужчина с татуировкой коротко кашлянул:

– Можно памятник поставить, – сказал он и сунул руки в карманы брюк. – Украсим тут всё, с оградой, с лавочкой чугунной. Отец и дядя Игорь заслужили.

Женщина улыбнулась горькой улыбкой.

– Заслужили? – Она встала, отряхнула руки, фыркнула. – Вот уж, истинно, устами младенцев…

– Рада?..

Женщина легонько похлопала его по щеке:

– Ты прав, Глеб, они заслужили лежать здесь.

Она перевела на реку бледные, потускневшие глаза, сощурилась от ветра и сеточка морщин вокруг век разбежалась глубокими лучиками-бороздками.

– Мы все заслуживаем.

– Я не то имел в виду…

– Не утруждайся, дорогой, я поняла, о чём ты.

Лицо мужчины вдруг исказилось, непонимание сменилось яростью.

– Какого чёрта мы оставили всё так?! – заорал он. – Просто спустили на тормозах!

Он развернулся к Раде, внешне остававшейся безучастной:

– Год прошёл! Год, мать его! Сегодня самое время что-нибудь предпринять, они ничего понять не успеют!

– Мы не в том положении, ты знаешь…

– Нужно поставить на место чёртовых лошадников! – перебил её Глеб, рубанув воздух ладонью.

Тонкие губы Рады превратились в жёсткую линию. Ощутив перемену, Глеб со сдерживаемой злостью сунул руки в карманы пальто и отодвинулся, встал вполоборота к женщине.

– Угомонись! – осадила его Рада. – У нас не хватит сил затевать войну с «Чёрными извозчиками».

Глеб в два шага приблизился к женщине и наклонился к её лицу:

– Знаешь, что, бабушка, они твоего сына ведь порезали.

– Глеб, хватит.

Максим попытался взять его за плечо, но мужчина, не глядя, сбросил руку парня. Под взглядом Рады он, всё-таки, отступил, с раздражением провёл рукой по подбородку, снова повернулся.