– Будто вам плевать! – выкрикнул он. – Ты, – Глеб толкнул в плечо Максима, тот сделал шаг назад, не сводя с брата взгляда. – Ты и твой брат! Когда дядя Игорь кончился, мой батя половину сраных цыган на перо пересажал!

– И начал войну, которую не смог выиграть! – резко бросила Рада. – Закрой пасть, Глебушка, или я сама тебя заткну.

Мужчина со злостью пнул ногой по дёрну, подбросив в воздух комок перегнивших листьев, сделал несколько нервных шагов, с оттяжкой провёл рукой по затылку. Рада наблюдала за ним, скрестив руки на груди.

– Ты уже слишком стара, чтобы вести дела, – произнёс Глеб. – Так все говорят.

Рада не ответила, но метнула на внука такой взгляд, что Глеб стушевался и потупился точь-в-точь как провинившийся подросток.

– Во главе семьи пора встать мужчине, хватит уже бабских разговоров, – пробормотал он.

– А ты разве не пытался? – ядовито поинтересовалась Рада. – Знаю я о твоих похождениях: пытаешься вести дела у меня за спиной, да? Напомнить, кто потопил последнюю партию груза для столицы? Целая лодка, чтоб тебя!

Последние слова Рада прокричала, потом резко выдохнула, заговорив подчёркнуто спокойно:

– Мне до смерти надоело спасать нашу семью от дуболомов вроде ваших отцов, а яблочко от яблони не далеко падает.

Глеб как-то по-особенному дёрнул шеей, видно, потопление лодки помнил, но вспоминать не очень-то любил, круто повернувшись, он чеканящим шагом направился прочь. Сапоги увязали в мягкой земле и печатать шаг не получалось. Проводив его взглядом до самых деревьев, Рада снова присела возле могил.

– Горячая голова, – прошептала она. – Когда-нибудь сам себя погубит.

Максим достал папиросу и закурил. Официальный визит вежливости можно считать состоявшимся, а за курение отец и дядя Филат не обиделись бы.

– Где Ник? – спросил Максим.

– А сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответила женщина и в голосе промелькнуло раздражение: Глеб сильно её задел. – Будто не знаешь, где твой брат пропадает целыми днями?

Затянувшись, Максим бросил рассеянно посмотрел по сторонам, на Грязную речку, нёсшую свои желтовато-бурые воды в сторону Гавани.

– Ты думаешь так же, как он? – спросила Рада.

Максим не ответил и женщина обернулась, пытаясь поймать взгляд внука.

– Макс?

Он, всё-таки, скосил глаза – тёмно-серые, как у его отца.

– Перемен не избежать, – сказал Максим. – И Глеб старший.

– А ума так и не нажил.

– Он может вести людей, – заметил Максим. – Он сильный, его уважают.

Рада пошевелила губами, не то молясь, не то бормоча проклятия.

– Я соберу семейный совет, – сказала она. – Но только не сегодня. Сегодня мы скорбим.

***

Бриллиантовую, конечно, оцепили: полицейский стоял в самом начале улицы и разворачивал все машины и экипажи. Толпа ещё собраться не успела, но несколько любопытствующих уже крутились поблизости, скорее всего, работники местных магазинов, явившиеся на работу, а среди них и пара репортёров. Павел заметил знакомого корреспондента из «Вестника Петрополя»: плотненький, прилизанный, в коричневом костюме в мелкую сеточку, состоявшем из длинного двубортного пиджака и коротких мягких бриджей, застёгнутых под коленями. Между ботинками и бриджами – шерстяные носки в коричнево-оранжевый ромбик. Шерстяная жилетка «украшена» несколькими пятнышками соуса. На голове твидовая шляпа. По пятам за щёголем следовал фотограф, тащивший на плече ящик с треногой.

Едва разглядев приметную фигуру, Павел круто повернулся на пятках и попытался незаметно проскользнуть мимо, наплевав на приличествующее следователю поведение, однако приезд старшего лейтенанта не могли не заметить.

– Павел Константинович! – заорал корреспондент и даже сорвал с головы шляпу, замахав ею в воздухе. – Господин следователь!