— Благодарю, красавица, — я делаю осторожный глоток и повторяю то, что говорила в доме старосты, — истинный вкус у искреннего гостеприимства.

Чай как чай.

В пакетиках, наверное, хуже.

— Вы слишком хвалите, госпожа заклинательница.

— Передай мои слова владельцу чайной. Кстати, кто же он?

— Мой отец, госпожа заклинательница.

— Наверное, по вечерам трудно управиться со всеми посетителями?

— Справляемся, госпожа заклинательница, — девушка отвечает односложно и явно хочет уйти, а не сплетничать.

Жаль.

Впрочем сейчас действительно не лучшее время для болтовни. Слуги, кто первыми получили пиалы, уже ставят их на столы пустыми, и я расплачиваюсь за чай — иначе им вынесут новые порции, и так по кругу до бесконечности.

Не хочу на солнцепёк…

Я до последнего стою в тени навеса, пока слуги снова поднимают сундуки и вытягиваются в тихоходную процессию.

От чайной до моего нового дома гораздо ближе, чем от поместья до чайной, и остаток пути я почти не замечаю.

Процессия втягивается в разорённый двор, и слуги ставят сундуки прямо под открытым небом. Сказать, чтобы занесли под крышу самого сохранившегося павильона? Или потом, после уборки, позвать мужчин из крестьян? Пока я размышляю, ко мне подходит Кан:

— Юная госпожа, ваш багаж доставлен в целости и сохранности, — в его поклоне псовершенно не чувствуется раболепие и самоуничижение.

— Благодарю, — откликаюсь я.

— Слуги уйдут первыми.

Я киваю.

Крестьянки ещё не пришли?

Остаться одной тоже неплохо. Сейчас я отдышусь… Меня снова мутит, и возвращается лёгкое головокружение. И я вдруг отчётливо понимаю, что сейчас потеряю сознание.

16. Глава 16

Со стороны входа раздается визг.

Какая-то рослая женщина закрывает рот обеими руками, что не мешает ей визжать как резаной. За ее плечами возникают лица других женщин, и все они отшатываются. Я не могу понять, что их так напугало.

— Призрак вернулся!

— Призрак!

— Кто-нибудь позовите господина Тан спасти заклинательницу!

— А-а-а-а!

Какой еще призрак?

Я медленно оседаю, и единственное, на что меня хватает, это качнуться в сторону сундукаов. Лучше лечь на крышку, чем на землю. Кто платье будет отстирывать? Нежная ткань требует бережного отношения и особого мыла.

Почему в такой момент меня беспокоит подобная ерунда?

На крышке ларя лежать жестко и неудобно, зато я могу понять, что со мной происходит. Тошнота и головокружение не от солнца, а от внутренней расщепленности, с которой пора покончить. Даже удачно, что крестьянки сбежали, к демонам уборку.

Я не пытаюсь сесть. Хотя учителя говорили Юйлин, что для медитации нужно принять определённую позу, я буду медитировать лёжа. Только вот медитировать умела Юйлин. А я? Глупость… Раз она часть меня, раз я уже бросалась искорками и даже упражнялась в каллиграфиии, используя ци вместо чернил, у меня всё получится. Правда же? Проблема в том, что я не понимаю, что именно нужно сделать. Есть Юйлин, есть иномирянка… Это две души в одном теле или две жизни одной души?А я кто? Собственных воспоминаний у меня нет, всё, что я знаю о мире, мой образ мыслей — всё это от Юйлин и иномирянки. Но я не чувствую себя ни той, ни другой. Я третья? Откуда я взялась?

Отрешаясь от действительности, я плавно погружаюсь в тишину собственного сознания.

Если я не понимаю, что делать, то, может, попытаться посмотреть в причину? Всего-то надо отступить назад, и…

Я понимаю, что меня-третьей ещё вчера просто не существовало.

Ладно, с иномирянкой должно быть проще, и я соскальзываю в недавнее прошлое в её воспоминаниях. Вот она идёт, цепляется каблуком. Вот она летит прямиком в провода трансформаторной будки. По идее она должна уйти на перерождение, но по совпадению в прошлой жизни, будучи Юйлин, она тоже погибла от электричества. В небытии время относительно, одна гибель накладывается на другую, и сил иномирянки хватает, чтобы Юйлин справилась и очнулась.