Но вожак следил за всеми. Шанса не было.

Зрелище открылось не для слабонервных. Поле брани. Множество убитых: войники, бойники, рыкцари, еще непонятно кто. Все вперемешку. Нет, рыкцари больше с краев.

Разбойничьих трупов не в пример меньше. Они напали, отряд какой-то цариссы защищался, сколько мог. Но гнук, он же наш лук, скорострельнее и дальнобойнее копья. Оставшиеся в живых ушли, прихватив трофеи – оружие и доспехи, а выжить повезло немногим, потому что брошенного оружия много.

Стая с людоедским наслаждением принялась рвать свежее мясо, до которого не успели добраться волки, трепещущие потроха вынимались и съедались на ходу. Мерзко, противно, отвратно. Рвотные позывы заставляли не смотреть на пирующих человекоподобных зверей. В данном случае совсем не человекоподобных.

Мой взгляд горько скользил по разбросанному оружию. Если б был хоть маленький шанс…

Едва рука потянулась к металлу, последовал рык вожака, что успевал и жрать, и контролировать.

Тому тошнило, лицо зарылось в обхваченные руками колени, спина дергалась. Девушку не трогали. Конкуренция. Если кто-то не ест, остальным больше достанется.

Насытившись, людоеды принялись набирать мяса впрок. Сначала меня, затем Тому кто-то толкнул, призывая заняться делом. Наконец, просто сунули в руки по обтекающему кровью куску, чтоб несли, и оставили в покое.

Мой взгляд упал на один труп, чем-то заинтересовавший. Тем, что в очень знакомых цветах поддоспешных тканей, и тем, что… не труп.

Еще живой человек дышал. Неслышно, медленно, что и спасло от кровожадной стаи. Я зашептал в ухо:

– Вы Варфоломеины?

– Ничего не скажу, чертов выродок, хоть живьем меня ешь. – Хрипящий голос едва пробивался из пронзенной груди.

Хорошо, что сил у бойца не было, иначе мне пришлось бы худо.

– Дурак. Где ты видел говорящего зверя? – шепнул я, быстро осмотрев умирающего. Впрочем, не будем спешить с выводами. – У тебя не сильное ранение. Отлежись. Прикинься мертвым, я прикрою от этих. – Мой подбородок указал на человолков. – Если крови потерял не много, жить будешь. Доберешься до башни, передай царевне Зарине…

– Царисса…

– Слушай, что говорю. Не цариссе, а царевне Зарине. Что ангелы живы. И заколдованный принц тоже. Запомнил?

– Царисса Варфоломея… – донесся хрип, – и ее семья… погибла.

У меня похолодела спина.

– А царевна?!

– Варфоломею выманили из башни. Отряд разгромлен, башня в руках отступников. Всех убили.

– Всех?!

Холодный пот покрыл лоб. Зарина. Зариночка. Зорька.

– Мы были в деревне. Несколько человек. Узнав, что возвращаться некуда, примкнули к Евпраксии. Долго оборонялись. Но сборный отряд не выстоял против орды рыкцарей с гнуками…

– Гррр! – грозно раздалось в мою сторону.

Стая уходила. Подхватив врученную ношу, я поскакал со всеми, не смея оглянуться.

В мозгу било: Зарина!

Мертва? Не хотел верить. Отказывался верить. Войник не видел. Он так думает. Ему так сказали.

Но в мозгу по-прежнему стучало кузнечным молотом: Зарина мертва. Мое взошедшее ненадолго солнышко. Чудесный солнечный зайчик. Маленькая принцесса. Добрая, верная, почти родная.

– Что случилось? – спросила Тома, пристраиваясь рядом и находя губами ухо. – На тебе лица нет.

– На мне уже четыре месяца морда.

Я быстро пересказал услышанное.

– Тебе нравилась Зарина? – догадалась Тома.

Я молча перебирал тремя конечностями, прижимая к груди здоровый кус мяса. С него капало кровью. Словно из моего сердца.

Тома не успокаивалась:

– Если ты знаешь, каково жить без любимого… почему мешаешь мне?

– Не путай божий дар с яичницей. И не надо об этом сейчас.

Я отстранился. Не хотел разговаривать. Никого не хотел видеть. Вообще ничего не хотел.