Неподалеку находилась огромная железная конструкция неясного предназначения. Сбросив плащи, мы забрались на нее. Осмотреть окрестности. Начинало припекать солнце, мы сидели примерно на уровне четвертого этажа и курили.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Семен.

– Отлично. Почему-то очень хорошо. Так хорошо, что даже странно.

– Посмотри, какая красота вокруг.

Справа виднелся индустриальный пейзаж 23-го квартала. Одинаковые желтые высотные здания выступали из тумана, как декорация, или мираж. Где-то впереди, я знал, находится залив, но он был слишком далеко, и его не было видно. Перед нами раскинулось Темяшкино. Убогие частные домики в тумане выглядели облагороженно. Такое смешение архитектурных стилей в одном месте показалось нам фантастичным. Сзади был только лес, и какие-то трубы торчали вдалеке. Под нами стояли частные дома, которые мы только что обходили. И совсем рядом – чудесный пруд.

– Слушай, не много ли мы сегодня выкурили травки?

– Почему?

– Да я вон о том водоеме говорю.

– Вроде бы нет, немного. Вряд ли. Ладно, давай зайдем еще в этот дом, – он показал рукой, – да пойдем назад.

Там у калитки стояла старушка и смотрела на нас.

– Здравствуйте! – приветствовал я ее, когда мы спустились и подошли. – Вы не сдаете комнату?

– Ну что вы, ребятки, самой развернуться негде. У меня только кухонька да комната, всего двенадцать метров.

– А соседи?

– У соседей есть комната, да только вы там жить не захотите. Бабка там умирает, лежит и не встает, дочку мамой называет. Если есть желание, так попробуйте…

Действительно, веселенькое место, подумал я.

– А еще? Может, еще кого знаете?

– Ну, в розовый этот дом зайдите, могут сдать, но хозяева бывают только по воскресеньям. Да черт знает, они, наверно, тоже не сдадут.

– Ладно, – говорю Семену, – пошли, нечего тут делать, надоело уже спрашивать.

– До свидания, – сказал он старушке, – спасибо. Пошли.

Боятся люди нас, объяснил он мне потом. Времена сейчас такие.

– Кстати, на будущее – когда разговариваешь с кем-нибудь незнакомым, снимай темные очки.

Мы спустились к шоссе и молча пошли вдоль него. Мимо проезжали машины. Одна. Другая.

– Посмотри на лужи, – сказал Семен.

Поразительно! Ни одна лужа не была горизонтальна! Конечно, это не так бросалось в глаза, как у пруда, но все же заметно.

Вот уж и вправду, удивительное – рядом. Неужели нужно было подниматься на Троицкую горку, чтобы понять это.

– Наверно, мы смотрим по небу, и оттого возникает иллюзия, – предположил я.

– Небо?

А небо было абсолютно ясным. Туман совершенно растворился, теперь мы весело шагали, сняв плащи. Пели птицы.

Кто-то шел нам навстречу.

– Гляди, это наши девчонки.

Наташа и Настя, улыбаясь, приближались к нам. Они прогуливались в обнимку, и лица их светились непонятным счастьем. Девушки несли в руках цветы.

– Наташа! Настя! Как это вы вдруг такие стали? Что случилось с вами?

– Да вы посмотрите вокруг! – ответили они почти хором. – Вчера же была зима! А сегодня – травка зеленая! Деревья все зеленые! Это же весна! Весна…

С учебой, впрочем, не особенно клеилось. Ближе к весне

Я вдруг усиленно занялся бас-гитарой – приходил на студию «ураловцев», включал драм-машину и долбасил в наушниках часами, каждый день с утра до вечера каждый день. Если была такая возможность. «Урал» тогда тоже что-то усиленно записывал, и они вообще не собирались делать концерты. Но к нам относились хорошо. Поэтому и пустили меня к себе.

Время от времени я наблюдал за тем, как они записывали песни. Георгий, их основной композитор, пропускал звук через перегруженный усилитель старого, перестроечных времен кассетника и отправлял на ревербератор. В любом случае, того, что получалось в результате, я не слышал ни до, ни после.