Но почему? – недоумевал Колька. Ну, да, гоняет всех мастер, рассиживаться не дает, – это верно. Да ведь на то он и начальник. Ну, а если «по матушке» кого пошлет, – так разве это диковина?

– А хочешь знать, артист, дак я те росскажу, – отозвался однажды Гера-хромой на Колькин вопрос. – Вот как-то Витюха Мельников – знаешь его? – да нет, откудова те знать, это еще до тебя было… Он, как и я, матёрой уже волк, до пенсии год оставалось доработать. Вот он однажды клюкнул хорошо и шлялся по территории. Никого не трогал, не ругался, ходил просто. Дак Леха знаешь, чево с им сделал? Другой бы спать отправил, да и всё, а наш паразит милицию вызвал и на пятнадцать суток посадил. А потом уволили Витьку по статье. Понял теперече?

И все равно Кольке было непонятно. Ну, уволили… А дело, что ли, – на работе пьянствовать?

Как-то в обеденный перерыв сидел Колька в конторке, «козла» забивал с мужиками. Вдруг увидал в окошко – мастер идет и пилу «Дружбу» на плече тащит. Двери распахнул:

– Дерюгин! Вот тебе работа будет. Иди попроси в точилке у Зуева парочку цепей, будешь швырок пилить. Давай!

Екнуло у Кольки сердце. Вот это да, вот это работа. Милое дело – ходи себе по территории да брошенные бревна и сучья пили на дрова. Никого над тобой нету, инструмент в руках – не лопата и не двуручка, а бензопила настоящая. Обрадовался, но виду не подал, спросил деловито:

– Повременку, что ли, поставишь?

– Зачем повременку? На сделке будешь. Поставлю я тебе подноску до сорока метров, всё по расценкам. Дуй за цепями-то!

Вышел Колька из конторки не торопясь, нога за ногу. С крыльца съехал по перилам, сколько-то еще чинно прошел – и не выдержал, побежал. Смотрели в окно леспромхозовские мужики, смеялись:

– Добро бы, от работы бёг, а то за работой…

– А што? Шабашка хорошая! Так, глядишь, и в люди выбьется…

Принес Колька цепи, показал ему Леха, как натягивать их, куда и что заливать, в какой пропорции.

– Пилил хоть раз сам-то?

– Да пилил… Конечно, пилил!

Не соврал Колька: действительно, раз в жизни держал он в руках эту штуковину, мужики давали.

– Ну, пойди найди Костюху Разумова, ему тоже делать-то нечего, вот вдвоем и давайте.

– Как вдвоем? Ты же сказал… да зачем мне Костюха?

– Давай-давай. Завтра Олег в отпуск уходит, я Костюху сучкорубом поставлю. Сегодня до конца дня попилите вдвоем.

И, как ошпаренный, выскочил мастер из конторки, руками замахал:

– Куда, куда едешь-то, мать-перемать? Я вот тебя сейчас с трактора-то сниму, глухая тетеря!..

Нашел Колька напарника у старой эстакады – курил Костюха на куче щепок, у вырытой ямы. Трезвый на этот раз, и гнездо застегнуто. Увидал Кольку, заулыбался:

– А, артист. Садись, покурим.

– Некогда курить. Пошли швырок пилить, мастер сказал.

– Леха, што ль?

– Ну.

Вовсе повеселел Костюха, лопату под эстакаду кинул.

– Потопали!

Пока шли до конторки, напарник бахвалился, сипел:

– Я с «Дружбой» управляться умею. С закрытыми глазами разберу и соберу. Думаешь, вру?

– Не знаю.

– Век воли не видать! Вот счас ты мне пачечку натаскаешь, я ее – раз-раз! – и готово. Дело-то у нас с тобой и пойдет!

– Умный какой! Я тоже пилить хочу!

– Пилить? Да ты пилу-то держал в руках, артист?

– Держал, успокойся.

– Ну, дак ты только держал, а я ей могу масло на хлеб намазывать. И не блистай поперек батьки. Пильщик тоже нашелся!

Помолчал Колька, сказал обдуманно:

– Так тебя ж только на день Леха поставил. Завтра на сучки пойдешь, сказал.

Погрустнел Костюха.

– Ну, мать… Верно, што ль?

– Спроси.

Длинно сплюнул напарник, замолчал. А Колька глядел на него сбоку и дивился: двадцать семь лет всего человеку, а хоть все сорок на вид давай. Лицо темное, в складках, кадык щетиной зарос. И в то же время – как мальчишка заводится, из-за каждой мелочи спорит. Даром что весь в синих наколках, четыре года на «зоне» провел.