Господи, вот оно уже и пошло, поехало…

Покуда розовеют на глазах

Макушки тополей и стрелы кранов,

Катай слова в прокуренных усах…

Вот так оно всё обычно и начинается у тебя, и продолжается, и катится, и лепится, и рождается одно из другого, – и отсекается, конечно, если оказывается чужеродным. А в итоге – покуда твои собратья по утреннему автобусу молчали, ты создал маленький шедевр.

Ну, пусть не шедевр. Но все-таки это вышло хорошо. Ты ухватил что-то незримое и неслышимое, доселе никем не замеченное, не ухваченное, не воплощенное в слово. Заметил, ухватил, воплотил…

Вот уже и конечная остановка. Пора выходить, пора перетаскивать душу на совсем другую волну. Хорошо хоть, что стихотворение фактически сочинилось уже, не нужно откладывать его доработку на потом – зайди-ка потом в это же самое состояние души, попробуй. Получилось, что ты уже всё сказал?

Ты всё сказал, пока они молчали…

Но вот это, может быть, уже и перебор. Они ведь тоже, эти молчащие головы, о чем-то думали всю дорогу. Может быть, пытались решить какую-нибудь сложнейшую теорему, придумать схему перенастройки станка, новую методику продаж…

«Но они ничего не сказали, – думаешь ты, утопая в людском водовороте. – Они молчали. А ты сказал, ты уже сказал. Тебе осталось только записать…»

Тебе осталось только записать,

Перенести на белую бумагу…

«Господи, – бормочешь ты, шагая по залитому утренним солнцем тротуару, – ну почему, почему именно сейчас я должен вновь начинать думать о куске насущного хлеба? Ведь настоящий мой хлеб – это то, чем я занимался эти полчаса! Неужели этот хлеб никому, кроме меня, не нужен?»

ГНОМЫ

Синий луг и зеленое небо

Гном подземный малюет опять…

– Некрасиво, неверно, нелепо!

– Я так вижу! –

Ну, что ж, исполать.

Исполать вам, подземные гномы,

Что желаете видеть свое.

Я не враг вам. Но в ваши хоромы

Не ведите – мне там не житье.

Не селите в замшелую нору,

Не могу я там жить, не хочу.

Сердце молится только простору

И бессмертного солнца лучу!

Не хитрите, подземные гномы,

И не числите нас во врагах.

Всех врагов схоронили давно мы

В синем небе, в зеленых лугах.

Мировая культура приемлет полярные взгляды на одни и те же явления нашего мира. И все-таки история земных цивилизаций, век за веком, отсеивает зерна от плевел – и разрекламированные картины, изображающие синий луг и зеленое небо, уродливые «авангардные» стихи и романы и пошлые театральные постановки опускаются на дно, становясь сначала песком времени, а потом его мутью. И на просторе человеческой культуры вновь расцветают белоснежные лилии подлинного искусства.

Я никогда не поверю в то, что астронавт, летящий в 48-м веке по орбите Сатурна, в минуту отдыха будет погружаться душой в оргии де Сада, в примитивный мир Малевича и Кандинского, в местечковые поделки какого-нибудь Утесова. Нет, он захочет погрузиться во что-то равновеликое тому, что видит в иллюминаторе – в мир Микеланджело, Пушкина, Баха…

Так и вижу, как поднимаются на дыбы неистовые ревнители толерантности. А, кричат они, ты готов, подобно Гитлеру, объявить всё, что тебе не нравится, «дегенеративным искусством», отправить его творцов в Майданек?..

Успокойтесь, господа. Гитлер – это Гитлер, а я – это я. Опять же, Гитлер был убежден еще и в том, что дважды два – будет четыре. А вы будете утверждать, что дважды два – пять?

ШЕПОТ РОЗЫ

Стихи или прозу

Писал я, дурак молодой?

Прелестную розу

Поставил я в банку с водой.

И сел за тетрадку…

А роза склонилась слегка –

И светлую прядку

Поправила мне у виска.

Стихи или проза

Успешно ложились в тетрадь.

Повадилась роза

Мне на ухо что-то шептать.

Но, в шуме столетья