На рынке, где в открытых коробах продавались миловидные детеныши домашней птицы и посаженные в клетки взрослые особи, Василий Степанович, продвигаясь по ряду, присматривался к продавцам. У него был навык – принимая новобранцев, сразу угадывать по внешности добросовестных ребят и отличать разгильдяев.

Глаза сами остановились на пожилой женщине – полноватой, опрятной, с естественными, без обмана крашений, светлыми, как соль, сединами, от которых, казалось, исходит сияние, осенявшее всю ее благообразную фигуру. Когда, подойдя, он обратился к ней и увидел встречную улыбку, ему подумалось, что таких, вот именно таких бабушек изображают, иллюстрируя сказки.

– Я, знаете ли, полный профан, но решил ради внука завести курочек-несушек…

– Вы обратились как раз по адресу, – откликнулась она с эталонным по правильности выговором – то ли диктора, то ли актрисы, то ли знающей себе цену школьной учительницы. Она сидела на чем-то, чего не было видно из-за ее свободного длинного платья. В лучшем случае, это был табурет, а скорее – какой-нибудь ящик. Но перед глазами была только она – чистенькая, ухоженная, и ни о каком ящике не хотелось и думать.

– Вот отличные курочки, – она указала на второй ярус принадлежавших ей клеток. – Они уже взрослые, поживут у вас с месяц, успокоятся, и снова станут нестись.

Разнотонно-коричневые куры высовывали головы из клетки, впритык касаясь частокола прутьев лысыми в этих местах шеями.

– Покупать уже облезлых, плешивых… – сморщил Василий Степанович левую сторону носа.

– Вы и вправду не разбираетесь в предмете. Они линяют, совершенно естественный процесс. Но если вы хотите курочек, которые несутся, – это то, что вам нужно. Именно то.

– Да? – спросил Василий Степанович кисловато.

– Да, – подтвердила она слегка разочарованно, с уходящим желанием убеждать.

– А эти? – кивнул он в сторону юных красавиц, обитавших этажом ниже, – беленьких с черными проблесками, как на шерстке горностая.

Она глянула непонятно: то ли разочаровавшись, то ли пожалев. И спросила:

– Вам нужна красота или польза?

– А это что – несовместимо? Мне всегда казалось, что красивое – первый признак лучшего.

– Сказано – мужчины! – обронила она себе в колени. А когда подняла взгляд, в нем будто бы возник, но тут же и спрятался плутишка. – Хотите этих – берите этих.

– А почему вы сразу предлагали тех? – поинтересовался Василий Степанович, заподозрив, что бабушка хочет сперва продать то, что поплоше.

– Эти моложе, им еще месяца три или четыре дозревать.

– Зато как радуют глаз!

– Радуют, – согласилась она. – Но четыре месяца будете кормить вхолостую.

– Покормим! – не унывал Василий Степанович. – А как называется порода? Уж больно хороши!

– Адлеровская серебристая.

– Точно! Они не белые – серебристые. И черные перышки тоже отливают серебром.

– Берете?

– Беру!

– А сколько?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Давайте, как в картах – двадцать одну.

– Солидно! – заметила она. – У вас большая семья?

– Да нет, семья как семья. А сколько двадцать куриц могут дать яиц?

– Если бы взяли «облезлых» – полтора десятка в день. А эти – не знаю.

– Ну, нам лишь бы внуку яичко на завтрак. Беру!

– Красивых?

– Красивых!

Домашние, когда глава семейства выпускал на молодую травку контрастно узорчатых, отливающих серебром птичек, реагировали с вполне предсказуемым восторгом. Невестка, подобно папарацци, вдохновенно щелкала айфоном, чтобы тут же рассылать знакомым снимки и видео всё увереннее разгуливающих у кустов и молодых деревьев экзотически прекрасных новобранцев двора.

А внуку хотелось дотронуться до диковинной живности, которая не давалась, ловко уворачиваясь и отбегая, чтобы, оказавшись на безопасной дистанции, вновь величаво прогуливаться, презрительно поглядывая на дитя человеческое посаженным сбоку глазом.