. Москва теперь уж виновата!
Фамусов. Подальше от него. На Софью не глядит…
Софья (Чацкому). Скажите, что вас так гневит?
Чацкий. Французик из Бордо, – рассказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами…
Приехал, – и нашел, что ласкам нет конца.
Ни звука русского, ни русского лица не встретил…
Будто бы в отечестве, с друзьями…
(Все потихоньку уходят за кулису).
Посмотришь вечерком, – он чувствует себя здесь маленьким царьком —
Такой же толк у дам, такие же наряды…
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ, хотя по языку, – нас не считал за немцев…
Оглядывается – все танцуют, оставив его одного…
Танец галоп.
Явление двадцать девятое
Гости расходятся, выходят из одних кулис, уходят в другие. Крики Лизы за сценой.
Лиза: Графини Хрюминой карета!.
(Графиня с дочерью выходят).
Дочь. Ну, бал! Ну, Фамусов сумел гостей созвать!
Какие-то уроды с того света… И не с кем говорить, и не с кем танцевать!..
Графиня. Поедем дочь! Не надо горевать… (Уходят).
Крики Лизы за кулисами.
Лиза. Карета Горича!
(Выходит Наталья Дмитриевна с Платоном Михайловичем).
Наталья Дмитриевна. Мой ангел! Жизнь моя! Бесценный, душечка!
Что смотришь так уныло? (Целует мужа в лоб). Признайся, – весело у Фамусовых было!
Платон Михалыч. Наташа-матушка! Дремлю на балах я! До них смертельный неохотник!
Тебе в угодность, как не грустно, – пускаюсь по команде в пляс!
Наталья Дмитриевна. Ты притворяешься, – и очень неискусно, —
Охота смертная прослыть за старика… (Уходит)
Платон Михалыч. Бал вещь хорошая, – неволя-то горька! (Со вздохом). И кто жениться нас неволит!..
(Лиза кричит).
Лиза. В карете барыня! И гневаться изволит!
Платон Михалыч (со вздохом). Иду! Иду! (Уходит).
Княгиня с дочерьми, Загорецкий.
Загорецкий. Княжны, скажите ваше мненье: безумный Чацкий или нет?
Зизи. Какое в этом есть сомненье?
Мими. Про это знает целый свет…
Княгиня (подводит итог). Ах! Вести старые! Кому они новы!
(Все Загорецкому хором).
Княгиня и княжны. Прощайте! (Уходят).
Загорецкий. Куда теперь направить путь? А дело уж идет к рассвету…
Пойду усядусь я в карету, – пускай везет куда-нибудь. (Уходит).
Скалозуб. С ума сошел! Вот это да! Смешон! (Уходит).
Явление тридцатое
Появляется Чацкий, – он изумлен.
Чацкий. Что это? Слышал я моими ли ушами?..
Нелепость обо мне – все в голос повторяют!..
Чье это сочиненье?! Поверили глупцы, – другим передают…
И вот – общественное мненье!..
А Софья? Знает ли? Конечно, – рассказали!..
Но этот обморок… беспамятство… откуда?
Нерв избалованность? Причуда?..
(Голос Софьи).
Софья. Молчалин, вы?
Чацкий. Она! Она сама! Ах! Голова горит, вся кровь моя в волненьи!
Не впрямь ли я сошел с ума?..
К чему обманывать себя мне самого… Звала Молчалина, – вот комната его!..
Быть здесь и не смыкая глазу, —
Хоть до утра. Уж коли горе пить, – так лучше сразу! (Прячется).
Явление тридцать первое
Сцена в красных тонах. Появляется Лиза с фонарем.
Лиза. Ах! Мочи нет, робею. В пустые сени, в ночь… Боишься домовых, боишься и людей живых! Мучительница барышня… Бог с нею, —
И Чацкий – как бельмо в глазу! Вишь, – показался ей он где-то здесь внизу…
(Осматривается)
Лиза. Да! Как же, – по сеням ему бродить охота!
Он – чай давно уж за ворота, – любовь на завтра поберег. Домой, – и
Спать залег!… Однако велено: к сердечному толкнуться…
(Стучится к Молчалину).
Лиза. Послушайте-с! Извольте-ка проснуться!
Вас кличет барышня, вас барышня зовет!
Да поскорей, чтоб не застали!
Явление тридцать второе
Чацкий, – он прячется, Лиза, Молчалин – зевает и потягивается. Тянет за собой простынь. Софья – вдали, крадется.
Лиза. Вы, сударь – камень! Сударь – лед!