– Бараму рынок перешел от отца. На все готовенькое пришел, но не сумел своим добром распорядиться. Мой милый оказался сильнее его, поэтому рынок теперь наш. И чего он обиделся? Не умеешь играть – не берись.
Я умею играть, поэтому я здесь. В Инете на игровых площадках, где можно играть на деньги, народ чаще соглашается на партию в короткие нарды. Для длинных нард партнера приходится выискивать специально. Здесь другие ставки, другой темп, другие риски. Пока Годзилла ведет себя аккуратно, снимает потихоньку с «головы», продвигается по лункам к «дому». Прощупывает меня, изучает. Я поднимаю ставку за выигрыш и провожу четыре в «дом». Он как бы невзначай, отвлекшись, открывает «двор». Время у меня есть, сейчас перехитрю его бдительность, а потом отыграюсь: и я увожу мою фишку из нижней правой лунки к нему во «двор». Годзилла отреагировал мгновенно: на экране всплыло окно с уведомлением, что соперник собирается увеличить ставку в три раза. Поверил, купился, принял меня за лоха.
Гагры. Наш дом на Лавровой. Мне десять. Вчера в школе мы с Гогой попробовали травку. Отец выпорол меня прямо во дворе, не закрывая ворот, не говоря ни слова. Сегодня я не пошел в школу, потому что не мог сидеть. Зашедший к нам дядя нашел меня у эвкалипта: я стоял рядом с ним и ожесточенно драл с него кожу. Я был так зол, что дядя не решился предложить мне нарды.
– Подходящее время, чтобы научить тебя делать кинжалы. В жизни каждого мужчины наступает такой момент, когда для него это становится необходимо. Начнем с деревянных. Когда их освоишь, пойдем в кузницу делать стальные.
И дядя стал учить меня выпиливать клинки, выжигать инициалы на древке, бороться на ножах.
Я так и не понял, как это произошло. Но с какого-то момента дядя стал появляться у нас все реже, а тетя Ануш все чаще. Я был занят друзьями, улицей, школой и сам редко забегал к нему на рынок. В шестом классе мы с Гогой и Хачиком стали собирать в нашей школе мальчишек, которые интересовались кинжалами. Мы раскладывали их на столах, обсуждали достоинства, недостатки, выпиливали для настоящих клинков древки. Собираясь на очередную встречу, мы с парнями сидели на каменных ступеньках моего дома на Лавровой, грызли орехи, вдыхали бегущий из кухни запах шафрана и чистили наше оружие перед показом.
– Софа, ты не представляешь, какой он стал! – слышал я голос тети Ануш через открытое окно. Мама готовила ужин, а тетя обильно приправляла его россыпью жгучих слов. – Дом буквально разваливается, а он только отшучивается. Припоминает себе старые заслуги и играет дни напролет. Рынок совсем забросил. Семью забросил. Врет, все время врет. Кто бы мне сказал, что эта проклятая игра уведет у меня мужа, я бы в жизни не поверила. Завел дружков себе и сидит с ними целыми днями. Ты зови его почаще к вам в дом, пусть посмотрит, как нормальные люди-то живут.
Мы почти закончили, пора бежать на школьный двор, пора показывать свои клинки. Тетя всегда преувеличивает, ее слова надо делить на два и из оставшейся половины просеивать еще треть охов и вздохов. Но дядя и правда стал редко к нам заходить. Или я стал больше занят своими делами. В нарды я теперь играю с Гогой. Соперник, что надо.
А через год я провожал дядю в Россию. Поспели мандарины. К российской границе покатилось абхазское золото. Мы с ребятами тоже решили немного подзаработать. Муслим, наш приятель из кузнечной мастерской, раздобыл где-то убитую «девятку», мы забили ее под крышу мешками и дернули к границе. Припарковавшись в очереди на таможню, мы стали разведывать обстановку. Муслим разговорился с водилами, Гога пошел к пограничникам, а я двинул к пешеходному коридору. Могло оказаться, что быстрее и выгоднее перетащить мешки пехом, чем торчать в многочасовой автомобильной очереди. Сплавить их перекупщикам сразу после границы и уехать домой. В конце концов не фуру везем, с нашим количеством проще на руках перетащить.