– Пересадите мне бабочек на левое запястье.
– Я уже вам говорила, у вас там живого места нет.
– Который час? – спросил Трофим и улыбнулся, потому что на самом деле он хотел бы знать и месяц, и год, но задавать такой вопрос девушке это кокетство.
«Трамвай извиняется велосипедным звонком. Далекий от записи нотной фантом.
Кондукторы курят под красным зонтом. Улыбки на лицах. Пахнет дождем.
Подоконник весь в птицах».
Только-только начало темнеть. Вывеска гастронома своим ультрафиолетом затмила небесный ультрамарин. Парковку нашел не сразу. Все серое: все кошки, все машины, все водители, пешеходы. Фары трамвая, как стробоскопом, выхватывают отдельные лица из темноты. Из огромной красной машины вышла дама. Выражение ее лица не соответствует размерам машины. Ее сумка не соответствует пуховику, пуховик – сапогам. Она одета, как приезжая, поспешно надевшая все понравившееся разом. Она шлепает по лужам, с запозданием замечая блики под ногами. Видно, что ей все осточертело, пишется с большой буквы «О». Она бросает ключи в сумку, как в колодец, как в мусорный бак, как в черную воду, – навсегда. Трофим узнал Марину. Она зашла в аптеку. Посторонние наблюдатели могли бы ожидать неладное.
А Трофиму стало легко. Он знал только одного человека на земле, который мог так расстроить Марину.
– Жив, курилка! – воскликнул Трофим.
Он потянулся к радиоприемнику и одним движением вывернул ручку на полную громкость – самое начало Soldier of Fortune.
– Жив! Жив! – заорал Трофим в такт нарастающему звуку в колонках.
>Елена Мызовская
Заходи в дом, дорогой
Теперь мне оставалось только ждать. Я выбрал его почти сразу: дерзкий ник, высокий рейтинг, открытый профиль, любит большие ставки. Чувак играет по-крупному, часто рискует, рвет куши, крутит реальными деньгами. Зарегистрировался давно, почти всегда в доступе. Представляю его за монитором: дрыщ под два метра, весь день в трусах, глаза круглые, как фишки. Девок выбирает здесь же, на бегущей панели справа. На реал, короче, не отвлекается. Такого можно взять на амбициях. Прикинуться новичком и срезать в последний момент. Мастерства мне на это хватит.
Зары1 любят меня. Тогда, в четыре года, я сам не понял, что натворил. Но с тех пор кости на моей стороне. Может, это была сделка? Наш двор на Лавровой. Нарине уже почти догнала меня, почти поймала. Ничего другого мне не оставалось: сорвав на бегу лоскут коры эвкалипта, я хлестнул крученой деревянной кожей сестру по лицу. Она вскрикнула, зажмурилась, заслонилась руками. Выиграв секунды, я прыгнул в сторону через мамину клумбу и закатился под стол на веранде. Длинная фестончатая скатерть надежно спрятала меня от слезящихся глаз Нарине. Обхватив колени и замерев на холодном каменном полу, я слышал, как она звала маму. Когда голос ее стал глуше, тусклее, я решил приподнять угол скатерти. Самое время покидать убежище. Вдруг совсем рядом я услышал:
– Садись, садись, дорогой! Женщинам все равно не понять, – узнаю я голос дяди Гургена. Он садится за стол и под скатерть проникают его огромные темные ноги. Они обуты в стоптанные шлепанцы, черные волосы покрывают всю кожу ног, отчего мне кажется, что дядя никогда полностью не раздевается.
Кто-то еще садится за стол с другой стороны. По отдельным возгласам я не могу понять, кто это. Потом со стуком на стол ставится что-то большое. Затем я слышу, как два маленьких предмета один за другим падают и катятся по поверхности.
– Ты удачлив, Гурген. Но удача бывает переменчива, – пришептывает неузнанный голос.
– А, дорогой, – представляю, как дядя прищуривается, улыбаясь, – не говори под руку. С камнями надо уметь договариваться. И верить в них. Тогда они будут приносить тебе удачу.