– Служу Советскому Союзу!

– Кстати, ты почему в поликлинику не приходишь?

– Служба, товарищ генерал!

– Правильно! Только дяде Мише напиши и от меня привет передай.

– Есть написать!..

Подъехал тягач, отбуксировали машину в ТЭЧ. Начали замену двигателя. К утру всё было готово – самолёт встал на крыло.

Я сам хотел написать дяде Мише, но адреса его у меня не было. Не мог же я сказать об этом генералу. Тем не менее приказ надо выполнять.

Не долго думая, вместо домашнего адреса, я написал на завод, в сборочный цех, на участок контроля. Дяде Мише.

Через месяц мне пришёл ответ. Из сборочного цеха. От начальника участка.

Извиняясь, что прочитали моё письмо, с прискорбием сообщали, что дядя Миша скончался полгода назад и похоронен на городском кладбище, рядом со своей женой. Родственников его не нашли и просили сохранить стетоскоп не только как память о нём, но и о его жене – дядя Миша хранил его в память о ней. В конверт была вложена его фотография на последнем юбилее.

В местной фотографии заказал копию этого фото. Когда заказ выполнили, пробился на приём к комдиву. Показал письмо и предложил ему фотографию. На память. Я видел, как омрачилось лицо генерала. Фотографию он взял…

Похоже, что тётя Клара была права. Вопрос комдива о поликлинике, быстрее всего, не был случайным, значит он был в курсе наших взаимоотношений. Что означало его «Правильно» – что не хожу, или, что «Служба»? Можно было допустить, что моё досрочное повышение, могло быть не случайным, не без помощи Людмилы. Но тогда и насчёт Сони, тётя Клара могла оказаться права. Я понимал, что для этого у неё есть основания, иначе она не стала бы меня предупреждать. Я совсем растерялся. Неопределённость во взаимоотношениях терзала и выводила меня из себя …

Новый техник «беркутовского» самолёта, старший лейтенант Кузмичёв, неплохой, в общем, парень, добросовестный, аккуратный и ответственный, но, как говорится, глаза у него не горели. Единственное, чем он занимался с огромным желанием – вооружением. Я видел, с каким удовольствием он возился с пушкой и пулемётами, занимаясь с ними всё свободное время, хотя ими должна заниматься команда оружейников – он их просто не подпускал к ним…

Разговорились… Оказалось, по специальности – он оружейник. Одно время считалось, что пушки и пулемёты в современном воздушном бою самолётам не нужны, их не закладывали в конструкции самолётов; «разгоняли» команды оружейников. Под такую раздачу попал и он. Отправили на ускоренные курсы авиаспециалистов. Будучи «технарём» от природы, он освоил и эту специальность, но душа его по – прежнему принадлежала оружию. Вскоре пушечно – пулемётное вооружение вновь появилось на самолётах…

Зная о наших отношениях с Беркутовым, на следующий день после приказа о присвоении мне старшего лейтенанта, он написал рапорт о переводе в дивизионную оружейную команду. Зампотех дивизии даже обрадовался такой «находке», и через два дня в одном приказе, он был назначен начальником этой команды, а я старшим техником – лейтенантом в экипаж командира эскадрильи капитана Беркутова…

Весна вступала в свои права. Вместе с первыми лучами весеннего солнца, наступили «горячие» дни боевой учёбы. На краю запасного аэродрома, в небольшом лесочке, разбиты армейские палатки. Для всего полка. Полёты, полёты, полёты… В одиночку, парами, звеньями, в составе эскадрильи. Днём и ночью. По два, три вылета в день. Боевые стрельбы. Воздушные «бои». Лётчиков с трудом вытаскивают из кабин. Подъёмы по тревоге. Техники ночуют прямо в ангарах. Осунувшиеся и обветренные лица – чёрные от загара. Никто не ропщет, никто не жалуется. В короткие минуты отдыха никто не «травит». Замолкли даже неутомимые острословы. В обед – два стакана компота, больше не лезет. Посадки на незнакомых аэродромах. Техническое обслуживание по минимальному регламенту. Для технического состава выходные отменены. Отгулы, отпуска отменены всем. Боевые дежурства кажутся райским отдыхом, но дежурные экипажи тоже поднимают по тревоге, слава богу, только учебные. Пока лётчики летают, «земляне» отражают атаки «противника»: танков, мотопехоты, воздушного десанта – они тоже тренируются… Семейным приходится особенно тяжело… Родных видят только на фотографиях, скучают… Первой не выдержала погода. Тучи цепляются за верхушки деревьев. Порывы ветра до тридцати метров – где -то над океаном бушует тайфун. Вынужденный, долгожданный отдых. Для лётчиков. Техники пытаются наверстать упущенное, провести самые необходимые работы – никто не знает, сколько продлится непогода. Только к вечеру можно передохнуть и …перекурить. В лесу чуть потише. Из поваленных деревьев сооружена импровизированная курилка, развели небольшой костёрчик; поджариваем кусочки хлеба, печётся в углях картошка. Семейные нашли выход. В короткие перерывы между полётами пишут письма домой; полковой почтальон отвозит их на КПП основного аэродрома. Домашние сообщают последние новости – тоже оставляют их на КПП… Почтальон развозит их по стоянкам. Как в кино – ждут почтаря. Как в молодости… Завязываются разговоры – не о службе. О доме. О семье. О детях. Лица немного потеплели – появилось нечто подобие улыбки. Даже печёная картошка напоминает о домашнем очаге. Делятся домашними новостями… Постепенно все расползаются по палаткам. Комэск, как всегда, последний; я остаюсь с ним.