– Здравствуйте, бабоньки. Дом твой, Александра Ивановна, жив. Не желаешь ли в свой дом вернуться?

– С фельдшером в одной избе жить?

– Уладим. Фельдшеру давно пора жилплощадь предоставить, а тебе вернуть жилую часть дома. Возвращайся, Шура. В нашей мастерской для тебя рабочий станок найдется. И наладчики у нас на вес золота.

Разговор с Федором зацепил Шуру. Не спалось. Рождались планы перестройки дома. Разгородить общие с фельдшерским пунктом сени. Из своей половины прорубить двери в сторону Васкиного дома. Построить веранду. Не сдержалась, выложила свой план Васке. Васка план одобрила:

– Как здорово было бы! Зимой тебе здесь нечего делать, с весны до осени – самое то. Вместе огородничать будем.

Обошли вокруг дома. Рождались новые фантазии:

– Туалет надо в сенях построить.

– Веранда и туалет подождут. Колодец надо в первую очередь. Раньше воду брали из речки. Теперь речка уже не та. А колодец далеко.

– Цивилизация с ее загрязнением и в деревню проникла?

Призвали Евсея. Он охотно взялся за дело.

Я ВЕРНУЛСЯ В МОЙ ГОРОД ЗНАКОМЫЙ ДО СЛЕЗ…

Мой век прекрасен и жесток,
Он дорог мне и мил,
Я не сверчок,
Чтоб свой шесток
Считать за целый мир.
И я по городу иду, как через радость и беду.
Вся жизнь моя,
Двужильная, упрямая,
Каленая, соленая,
Открыта, на виду.
Михаил Дудин

Веяло войной. Подростков 14—15 лет настойчиво призывали в ремесленные училища (РУ) и школы фабрично-заводского обучения (ФЗО). В старших классах школ была введена плата за обучение. Не имевшие возможности платить за учебу (труд колхозников оплачивался натурой – зерном, мукой) шли к станку.

Симе не хотелось идти на завод, бросать дом, уходить из семьи в неизвестность. И она осталась в колхозе. Наступил 1941 год. Отца и брата призвали на войну. Сердце матери грело то, что дочь не уехала в город, осталась с ней. Но и Симе пришла повестка. На трудовой фронт. Подростков призывали на заводы как взрослых на войну. Мать, плача, уложила в ее котомку бельишко, ложку, кружку, сухари, валенки. Наказала пуще всего беречь валенки – зимы на Урале лютые. И не ротозейничать. Город – не деревня, где все как на ладони. В город завсегда сбегаются те, которые любят на дармовщинку пожить.

До железнодорожной станции ехали на телегах. Пышущий паром, гремящий огромными колесами паровоз пугал девчушек. Ничего, кроме трактора и комбайна они до сих пор не видали. В вагоне было тесно. Симе удалось занять вторую полку. В изголовье положила валенки, упрятанные в наволочку. Котомку задвинула в дальний угол. Ребята смирные, все впервые видели паровоз, впервые ехали в незнакомый далекий город на строительство кирпичного завода, как им сказали. Несколько раз проходили по вагону сомнительные, давно освоившиеся в этой обстановке парни. Сима поняла: их то и надо опасаться. Вначале они начали приставать к ребятам, требовали курево. Поняв, что парни некурящие, начали перетряхивать котомки, отбирали пироги, уложенные матерями в дорогу.

– Эй! Что это там у тебя? – парень чуть не выдернул из-под головы Симы валенки. Сима ухватилась за них и так заверещала, что парень на миг оробел. Сима представила, как она в лютый мороз будет ходить без валенок. Она еще громче завизжала, привлекая внимание близко сидящих. На плечо хулигана опустилась трость – «Притормози». Молодой лейтенант с тросточкой, ясно, после ранения возвращался домой. Пацан знал, что с таким не поспоришь. Тот видал хулиганов покруче. А этот пацан – один из начинающих. Настоящие ворюги вытряхивали котомки посолидней.

«Испугалась? А ты молодец. В другой раз визжи громче. Они шума боятся», – успокоил всех солдат.