Когда время приблизилось к полуночи, а квартира вернула себе относительно порядочный вид, я, проверив, что дети накрыты, вернулась на кухню и вновь включила ноутбук. За окном шел дождь и выл ветер. Весна воевала с зимой за свое время. Перечислив Наташке деньги за работу и удостоверившись, что бюджет все еще сходится, но трещать по швам в перспективе будет, я открыла рабочий файл. Надо во что бы то ни стало сдать текст в срок. Причем такой текст, который купят. А потом все-таки будет нужен перерыв и нормальный заработок. А вернее, работа с окладом, соцпакетом и прочими кирпичиками надежности. Надо устраивать стабильную жизнь. Потому что работа свободного художника, конечно, штука хорошая, но уж сильно авантюрная и по прибыли не надежная: в столь пугающую меня денежную заначку приходится залезать все чаще, и она потихоньку, но тает. Что будет, когда на балансе высветится ноль, я старалась не думать. Но четко понимала, надо искать другие варианты. И поспать. Хотя бы чуть-чуть.

Зевнув, я крепко-крепко зажмурилась на несколько секунд и, сделав себе кофе, вернулась к тексту. Но он не шел. Такое бывает, когда ресурсы бултыхаются в районе дна и закон сохранения энергии не позволяет твориться чуду. Чтобы где-то прибыло, где-то должно убыть. Причем плюс и минус должны быть примерно равнозначными. Хочешь наполнить текст – отдай часть себя. Нечего отдавать? Значит, сиди без текста. А значит, без денег. А значит, в перспективе без еды и крыши над головой.

Еще одна попытка выдать хоть пару предложений вновь потерпела фиаско. Отойдя к окну, я залезла на подоконник и просто уставилась в пространство. Однако как же это обидно и нечестно. Очнуться в больнице с дитем на руках, позже узнать, что второе дите временно в Доме малютки, а у тебя кроме паспорта, телефона, ноутбука, кошелька с мелкой наличкой и банковской картой, небольшой дорожной сумки и связки ключей ничего нет. Ни воспоминаний, ни странички в соцсетях, ни штампа в паспорте. Ни одной ниточки к прошлому, к жившим там людям.

Никаких медицинских документов или свидетельств процедуры ЭКО я не нашла: в обменной карте значилась вторая беременность при удачной первой. Роды естественные, противопоказаний нет. Значит, папаша был. Как минимум один. Ибо два случайных залета от разных мужиков ну как-то уж очень маловероятны. Так что был папаша. Был да канул. Скорее всего, уже в Лету.

Непогода за окном стихала, видимо, плавно перетекая в мою душу: по щекам тихонько текли слезы. За прошедшее с выписки время меня никто даже не попытался найти. Соседи утверждают, что квартира, в которой я поселилась, до этого несколько лет пустовала. Никаких документов на право собственности по ней я не нашла, а спрашивать у Наташи или врача о хозяине жилплощади боялась. Так же как и о денежной сумме на карточке. Приехала я в квартиру сразу после выписки из больницы. Одна. Ну, вернее, как одна. С дитем и няней. На такси. В общем-то, почти с этого момента мои воспоминания и начинались.

Утром меня разбудила медсестра в больничной палате. Сфокусировав взгляд на зеленой стене, я кое-как села на кровати.

– Дите я тебе одела, документы вот, – сказала женщина, протягивая мне папку.

Бестолково посмотрев на медсестру в белом халате с бейджиком «Алевтина Николаевна» на кармане, я огляделась и увидела в кроватке рядом с собой маленький, умильно сопящий комочек.

– Одевайся скорей, спущу тебя с вещами! – скомандовала медсестра. – Сорочку прям на кровать кидай, все равно в прачку все нести.

Послушно облачившись в висящие на стуле джинсы, водолазку и куртку, я взяла ребенка на руки, и мы вышли из палаты. Алевтина Николаевна помогла донести нехитрые пожитки сначала до лифта, а потом и до кремового цвета скамейки в холле больницы. Забавно, как некоторые мелочи иногда врезаются в память. Присев, я смотрела в спину удаляющейся медсестре, совершенно не представляя, что делать дальше. В голове не было ни одного воспоминания, лишь хоровод панически-мрачных мыслей. К счастью, на десятом их круге ко мне подбежала кудрявая рыжеволосая девушка лет двадцати пяти в клетчатом пальто.