Шли годы… Молодёжь тёмными зимними вечерами собиралась в домах сверстников потанцевать под гармонь или просто провести время, поговорить, посмотреть друг на друга. Это называли в обиходе вечорками. Особенно часто приходилось их проводить у Таисы (Таички), отец которой часто уезжал на заработки, а мать уходила на время вечорок к соседям. На вечёрках у Таички Лобан засматривался на неё и как будто играл на своей гармошке кадрили, польки и вальсы только для неё. Ему очень хотелось прикоснуться и обнять её. В редких случаях, когда он передавал свою гармошку сносно играющему, всегда улыбающемуся Витьке, сыну соседа Иван Степановича, он приглашал на вальс Таичку, и с трудом передвигая ноги, обуреваемый необъяснимыми чувствами, нежно держал её за талию. Однажды после окончания вечернего фильма, проходя мимо деревенской церкви в тёплый июльский дождь, он увидел Таичку, спрятавшуюся от дождя под сенью старых церковных тополей. Неведомая сила заставила его подойти к ней, и та же сила заставила обнять её и поцеловать в губы. Она подалась к нему, и он ощутил её стройное тело в мокром, облегающем сатиновом платье всем своим существом. Неожиданно кончился дождь, пошли из клуба люди, пережидавшие дождь, и Таичка быстро выбежала из под тополя.

Шёл 1953-й год. В послевоенные годы в деревне жилось тяжело: постоянное недоедание, особенно в больших семьях, где не было кормильца (убит на фронте или пропал без вести). И что уж говорить о медицине в деревнях. В Крым-Сарае хотя и была больница и был врач, попавший сюда по распределению, отсутствие необходимых лекарств делало его присутствие мало значимым. А зимы в Татарстане холодные, особенно холодным выдался 1953 год, с трескучими морозами, в перемешку с метелями такими, что так задувало дома снегом, что приходилось по утрам откапывать входные двери и окна.

Лобан в это самое время учился в Бугульминском профтехучилище на тракториста широкого профиля. Надо было восстанавливать страну, и правительство правильно решило действовать «по всем фронтам», начиная с сельского хозяйства и промышленности, уделяя особое внимание образованию, медицине, не забывая культуру, литературу и искусство. Школа жила своей жизнью: некоторые бывшие фронтовики, в основном из офицерского состава, становились преподавателями истории, разбавляя преимущественно женский коллектив преподавателей, что в целом благотворно сказывалось на школьной дисциплине. Иерархия КПСС строго соблюдалась, и сельская партячейка «брала под козырёк» на любые приказы, спущенные из района. Преподаватель математики, немолодая женщина, окончившая Бугульминскую городскую гимназию, входила в состав крым-сарайской партячейки, слепо выполняя районные приказы, являлась ответственной перед партактивом за комсомольские дела в школе. И когда поступила команда из района организовать приезд 13–14-летних школьников для приёма в комсомол, она тут же изъявила готовность исполнить приказ в ближайший выходной. Было начало марта, вся страна в трауре после смерти Сталина, вся деревня скорбила. Жизнь на селе как будто застыла, и морозы установились сильные. Недаром есть русская пословица «Пришёл марток, надевай двое парток», – мороз с утра зарядил под сорок, и пришедшие дети ёжились от холода. Но Зуева Зинаида Петровна была непоколебима – поедем! Хотя Петька Царь уговаривал отказаться от поездки, а сам при этом был в здоровенной шубе – главном их семейном достоянии. «Царь» – это опять деревенская кличка, приставшая к нему, когда он неумело пытался рассказать сказку Пушкина про царя Гвидона. Слишком много и часто проговаривал слово «царь», к нему и приклеилось эта кличка. Да и шуба этому способствовала, кто-то обозвал её царской.